Основные аспекты лингвориторического анализа эзотерического дискурса (на материале эссеистики Е. В. Головина)



В статье была предпринята попытка применить метод лингвориторического анализа к эссеистике Е. В. Головина. Объектом исследования явился эзотерический дискурс, рассматриваемый с точки зрения категорий античной риторики — Этоса, Логоса и Пафоса — соотносимых с тремя уровнями языковой личности по Караулову. Лингвориторический анализ позволил описать мотивационные установки языковой личности эзотерического типа, обусловливающие выбор ею вербальных средств, проанализировать некоторые концепты, организующие эзотерическую языковую картину мира, а также определить место Е. В. Головина в неоднородной структуре данного дискурс-ансамбля.

Ключевые слова: дискурс, эзотерический дискурс, языковая картина мира, языковая личность, концепт, лингвориторический метод.

Современное языкознание давно отказалось от представления о преимуществе того или иного метода анализа перед другими. Не довольствуясь изучением текста как конечного продукта речепроизводства, антропоцентрическая лингвистика и дискурсология поставили в центре исследования «homo loquens» как сложное единство, реализующее себя в рамках речевого акта, описываемого классической схемой Р. Якобсона [Кощей, Чувакин 2006]. Стремление к комплексному анализу языковой личности, транслирующей реципиенту свои убеждения и ценности с целью достижения определённого перлокутивного эффекта при помощи наиболее подходящих для этого вербальных средств, возвратило исследователей к истокам — к античной риторике, в которой вышеперечисленные уровни коммуникации описывались в категориях Этоса, Логоса и Пафоса [Рождественский 1997]. Следствием неизбежной полипарадигмальности такого подхода явился поиск интегративного метода, позволившего бы объединить в себе методы когнитивной лингвистики, лингвокультурологии, психолингвистики, прагматики и других дисциплин.

Такой метод был разработан и применён А. А. Ворожбитовой [Ворожбитова 2015]. Лингвориторический подход подразумевает анализ трёх уровней структуры языковой личности: вербально-семантического, лингво-когнитивного и мотивационного, соотносимых с тремя параметрами речевого произведения, выделенных Ю. Н. Карауловым, и упомянутыми категориями античной риторики [Караулов 2010]. Дискурс, понятый как коммуникативный акт, в котором воспроизводится идеология и культура, становится объектом исследования в качестве «общего языка», использование которого обеспечивает взаимопонимание между участниками коммуникации, имеющими общую картину мира [Ван Дейк 2015].

Это становится наглядным при рассмотрении такого вида дискурса, как эзотерический, где отбор вербально-семантических средств, маркирующих определённое мировоззрение, носит особенно специфичный характер по причине принципа «тайны», лежащего в основе Этоса данного дискурса. «Эзотерическое» содержание определяется как «сокрытое», предназначенное для избранных, и поэтому требует особого кода, ключом к дешифровке которого обладают только посвящённые. При этом эзотерический дискурс не является однородным: разные эзотерические традиции используют не только различный арсенал вербальных средств, но и имеют различное концептуальное содержание.

Из сказанного выше следует, что первостепенной задачей исследователя эзотерического дискурса является определение границ материала. Любой дискурс всегда имеет центр и периферию. В случае с эзотерическим дискурсом мы предлагаем выделять несколько центров, каждый из которых представлен ядерными текстами традиции: также, помимо ядра, каждый подвид эзотерического дискурса имеет субъядро, составленное из сочинений авторов, работающих в рамках данной традиции. Для определения границ подвида дискурса наибольшее значение имеют субъядерные тексты, поскольку именно в них задаются пределы интерпретации ядерного текста, чаще всего древнего, обладающего сакральным статусом и подлежащего множеству толкований. На периферии подвиды эзотерического дискурса пересекаются, образуя так называемый квазиэзотерический или псевдоэзотерический дискурс, представленный популярной эзотерической литературой, где элементы различных традиций произвольно смешиваются. Именно периферия эзотерического дискурса является в данный момент наиболее полно исследованной с лингвистической точки зрения, в то время как центральные, а также комментирующие их тексты остаются практически неизученными.

Так, представляется возможным выделить внутри западной эзотерической традиции герметико-алхимический дискурс, ядро которого представлено «Герметическим корпусом», приписываемым Апулею диалогом «Асклепий» и «Антологией» Стобея. К субъядру герметико-алхимического дискурса относятся тексты, написанные европейскими алхимиками средневековья (Василий Валентин, Парацельс и др.) и Ренессанса (Марсилио Фичино, Пико делла Мирандола), а также более поздними авторами. Все эти тексты имеют общие целевые установки, мотивационную направленность, концептуальную и символическую системы: следовательно, этосно-мотивационно-диспозитивные, логосно-тезаурусно-инвентивные и пафосно-вербально-элокутивные параметры, выявленные при лингвориторическом анализе одного речевого произведения, созданного герметическим автором, могут быть актуальны также и для других произведений в рамках данного дискурса.

В XX веке поднимается новая волна интереса к герметике и алхимии: в 1933 году Европе был основан международный клуб «Эранос», членами которого стали всемирно известные мыслители, занимавшиеся академическим изучением оккультизма. Среди них был К. Г. Юнг, давший психологическую интерпретацию алхимических символов. В это же время в Париже Э. Канселье публикует труды современного алхимика под псевдонимом Фулканелли. Над тайнами герметики размышляют такие мыслители-традиционалисты, как Р. Генон и Ю. Эвола; выходят современные тексты, интерпретирующие средневековые трактаты. В России герметико-алхимические идеи получили развитие в семидесятые годы в трудах участников «южинского кружка», оккультного сообщества, лидером которого был Е. В. Головин, мыслитель, филолог и поэт. Применение лингвориторического метода к анализу эссеистики Головина позволит не только охарактеризовать специфику герметико-алхимического семантического пространства как особой разновидности эзотерического дискурса, но и описать особенности интерпретации западной герметико-алхимической традиции русской языковой личностью эзотерического типа.

Таким образом, в центре нашего внимания будет находиться языковая личность Е. В. Головина с точки зрения этосно-мотивационно-диспозитивных, логосно-тезаурусно-инвентивных и пафосно-вербально-элокутивных параметров воспроизводимого ею дискурса (см.: [Ворожбитова, Хачатурова 2014]). Описывая Этос эзотерического дискурса в эссеистике Головина, мы должны, с одной стороны, проследить отражение общих нравственно-философских установок герметизма у Головина и, с другой стороны, определить место Головина в широком пространстве эзотерического дискурса. Этосный анализ предполагает исследование экстралингвистического контекста, в котором работал Головин, а также мотивационных установок автора и его окружения: при этом должно учитываться не только влияние социокультурного фона на восприятия автором герметико-алхимических идей, но и наоборот — влияние Головина на российский эзотерический дискурс. Выявление логосно-тезаурусно-инвентивных параметров позволит построить инвентивную сетку концептов, обусловленную данным Этосом; наконец, анализ пафосно-вербально-элокутивных параметров даст возможность описать лексические, стилистические и другие характеристики герметико-алхимических текстов новейшего времени, а также индивидуально-авторские особенности Е. В. Головина как эссеиста.

1. Этос

Как указывает А. Февр, важнейшим признаком эзотерического мышления является вера в существование тайного знания о невидимых связях между всем сущим, постижимого только на опыте [Февр 2018]. Данный мистический опыт предполагает обращение ко внутреннему миру, противопоставленного внешнему, ценности которого признаются неудовлетворительными, а экзотерические духовные учения — не ведущими к освобождению личности. Самопознание осуществляется при помощи использования определённых психо-, магических и ритуальных техник, содержание которых скрывается от непосвящённых. Это резко отличает эзотерический дискурс от квазиэзотерического и показывает, что их мотивационные установки прямо противоположны: если первый стремится как можно надёжнее спрятать, зашифровать информацию, чем обусловлен выбор вербальных средств, то второй, напротив, направлен на привлечение как можно большего количества последователей, вследствие чего изложение должно быть максимально ясным. Однако принцип секретности, лежащий в основе Этоса данного вида дискурса, проявляется не только в ограничении доступа к некоему знанию, но и в закрытости, «герметичности» самой природы, которая раскрывает свои тайны не всем, а только избранным, в трансцендентности и непостижимости «иного мира», манифестацией которого является, по мнению эзотеристов, материальная реальность. Такое представление о трансцендентном проводит ещё одну грань между эзотеризмом и популярной эзотерикой: для последней «иное» имеет энергийную сущность, схожую с сущностью физических сил, а значит, вполне познаваемо рациональным способом [Панкратов, Фесенкова 2001].

Мы видим, что основными характеристиками Этоса эзотерического дискурса, в отличие от квазиэзотерического (дискурса массовой эзотерической литературы) являются: тайна как условие, сопутствующее функционированию данного дискурса в историческом смысле, и тайна как неотъемлемое свойство трансцендентной реальности, познание которой, ведущее к преображению познающего, является мотивационной установкой личности эзотерического типа. С одной стороны, стремление к кодированию, «шифрованию» информации, с другой стороны, иррационализм и обращение к интуиции реципиента обусловили сознательное затемнение смысла при помощи символов, мифов, аллегорий и других средств. Это особенно ярко проявилось в средневековых герметико-алхимических трактатах, переживших в Европе эпоху инквизиции.

Именно к данным трактатам обратились в 70-е годы XX века участники южинского кружка — Евгений Головин, Юрий Мамлеев, Александр Дугин и другие. Живому интересу к малопонятным трудам оккультистов прошлого, практически не переводившимся тогда на русский язык и неизвестным широкой публике, способствовали критическое отношение южинцев к современной цивилизации (в особенности к механицизму и научному позитивизму), неверие в научно-технический прогресс и утверждение необходимости непрерывного духовного поиска. В дискурсе южинского кружка эзотерические представления смешиваются с традиционализмом, радикальным имморализмом, увлечением античностью и серебряным веком. При этом, если философско-политические темы полнее всего были раскрыты у Дугина и Мамлеева, то герметико-алхимические мотивы получили наибольшее развитие в эссеистике Головина.

В своих произведениях Е. В. Головин интерпретирует труды неоплатоников Плотина, Ямвлиха, Синезия, Гиерокла Александрийского, мистиков и алхимиков Якоба Бёме, Теофраста Парацельса, Джона Ди, а также канонические для герметизма тексты, приписываемые Гермесу Трисмегисту, и работы алхимика новейшего времени Фулканелли. При этом данная интерпретация не носит характера комментария — герметико-алхимические воззрения органично вплетаются в ткань повествования, становясь точкой отсчёта для авторских рассуждений, осуществляемых на том же языке, с применением той же терминологии и символики. На основании этого, по нашему мнению, эссе Головина следует отнести к субъядру герметико-алхимического дискурса: при этом представляет интерес тот факт, что Головин стремится интерпретировать с эзотерической точки зрения таких авторов, как Рембо, Эдгар По и др., накладывая на их тексты алхимическую семиотическую систему: данный вид интерпретации требует отдельного исследования.

2. Логос

В силу специфики этосных параметров герметико-алхимического дискурса, его инвентивная сетка не может быть представлена в виде тезауруса концептов, каждый из которых имеет заданное значение. В эзотеризме содержание концептуализируется при помощи символа — сложного целого, чьё назначение не исчерпывается кодированием денотата: сама по себе функция указания на сверхреальное, которой обладает символ, превращает его для эзотериста в способ постижения невыразимого. Так, концепт «вечность» может быть выражен символом уробороса (змея или дракона, кусающего себя за хвост); однако тот же символ может в других контекстах символизировать материальный мир или идею «всего во всём» [Юнг 2008], в чём проявляется уже упомянутая особенность конструирования эзотерической реальности — поиск соответствий — выделенная Февром. Символ в эзотерическом дискурсе находится на стыке Логоса и Пафоса как идея, неотделимая от своего вербального выражения.

Аналогия как принцип эзотерического мышления ярко проявляется в инвентивной сетке (от лат. inventio — «отбор») дискурса Е. В. Головина. Для примера кратко рассмотрим следующие концепты: «женщина», «мужчина» и «путь».

1) Концепт «женщина»

По причине указанного принципа аналогии, концепт понимается чрезвычайно широко. В интерпретационном поле концепта «женщина» оказываются определённые научные тенденции, архетипические и литературные образы, человеческие качества, свойства, приписываемые предметам и многое другое.

Основой интерпретации является мифологический образ Великой Матери, Матери-Земли. Так, позитивизм и ньютоно-картезианская парадигма трактуются как «женские» научные направления, а «гео-графия, гео-метрия, гео-логия» — как «женские» науки; в качестве категории философского мышления «женщина» сопоставляется с материей; с «женщиной» ассоциируются такие свойства мышления, как дихотомичность, амбивалентность, рационализм, и такие человеческие качества, как «скованность, пассивность органов чувств». «Женскими» свойствами и характеристиками являются «плотность, осязаемость, тяжесть», «лишённость», «весомое, стабильное, телесное». Субъект, носитель указанных свойств, приобретает «хтоническую ориентацию бытия» и получает метафорическое наименование «сына матери».

Автор даёт весьма подробную мифологическую и символическую интерпретацию концепта. Согласно воззрениям сакральной антропологии, Головин осмысляет левую часть человеческого организма как «женскую», географическим соответствием «женщины» выступает Южный полюс или «периферия», астрологическим — Луна, наконец, алхимическим — Меркурий (ртуть). В мифологических системах концепт «женщина», по Головину, лучше всего представлен в образах Цирцеи, Деметры, Геры, а в литературе — в образе Нана из романа Золя.

Контекстуальными синонимами концепта являются «низший мир», «подлунный мир», «Ночь», «Бездна». Автор самостоятельно приводит следующую дефиницию концепта: «диагональный, извилистый, левый, зловещий, женский, земной». Из этого явствует, что концепт «женщина» коннотирован сугубо отрицательно.

Однако в некоторых контекстах концепт «женщина» приобретает противоположные коннотации: «сестра», «soror mystica», «materia prima», «hyle» (применительно к которой используется эпитет «драгоценная»), «наша Диана», Дева, «Прекрасная Дама», «Гестия». Данная амбивалентность концепта, а также условия контекста, в которых концепт полностью меняет своё означаемое, требуют детального изучения.

2) Концепт «мужчина»

Концепт «мужчина» противопоставлен концепту «женщина» и коннотирован положительно. Авторская дефиниция концепта: «прямой, правильный, правый, мужской, небесный». «Мужское» мировоззрение, антагонистичное «женскому» рационализму, — дионисизм. С философской точки зрения «мужчина» ассоциируется с «логосом» или «эйдосом». «Мужские» свойства — «неожиданность, случайность», процессы — «растворение, размытие; плаванье; опьянение». Носители данных свойств определяются как «сыновья отцов».

Мужскими стихиями являются у Головина Воздух, Вода, Огонь (что не совсем характерно для «канонической» эзотерической интерпретации, в которой Вода и Земля соотносятся с женским началом, Воздух и Огонь — с мужским). С точки зрения сакральной антропологии «мужской» именуется правая сторона тела, с точки зрения сакральной географии — центр или Северный полюс (мифические материки Гиперборея, Гелиодея), его астрологическое соответствие — Солнце, алхимическое — Сульфур (сера). Мифологически «мужчина» — это отец-Океан, архетипически — «воин».

Эти два концепта моделируют двухполюсную эзотерическую реальность, так называемую «магическую географию» (термин Е. В. Головина), и противопоставляются друг другу, обозначенные соответственно как «Юг» («Южный полюс») и «Север» («Северный полюс», «Норд»). Они же и выстраивают логику взаимодействия тезаурусных элементов: в пространстве между ними развёртывается рассуждение, чаще всего выстроенное антитетически и представляющее собой движение от одного «полюса» к другому. Все явления действительности, становящиеся объектом размышления, образуют, таким образом, систему бинарных оппозиций и тяготеют или к «мужскому», или к «женскому»: «добро» и «зло», «мечта» и «реальность», «этот свет» и «тот свет», мифоманы и энтузиасты, «да» и «нет», «рацио» и «дионисизм», «работа» и «отдых», «жизнь» и «смерть», «мажор» и «минор», «повиновение» и «бунт», «верность» и «измена», «взлёт» и «падение» и т. д.

3) Концепт «путь»

Появление концепта «путь» у Головина вызвано отрицательной оценкой вышеописанной дихотомичности. С этим дуализмом тесно связан важнейший для философии Головина концепт «смерти» или «ничто». Монотеизм и двухполярный мир оценивается негативно как результат падения, следствием которого является смерть. Следовательно, преодоление смерти возможно только в результате преодоления монотеизма и дуализма, и оно является мотивацией для начала движения по «пути».

Целью мистического «пути», по Головину, является достижение центра, происходящее благодаря исчезновению дихотомии «мужское-женское» «Я — не-Я», внутреннее-внешнее — процессу, известному в алхимии как «химическая свадьба» или «создание гермафродита» — в результате чего восстанавливается первоначальное единство, сопоставимое с Атманом индуизма и Самостью по К. Г. Юнгу. Концепт «путь» интерпретируется как «лабиринт»; в то же время часто соотносится с геометрическим образом «линии»: «Линия Логоса», «индивидуальный меридиан», «силовая линия».

Данный образ линии, как и образ центра, связан с архаическими представлениями о «центре мира» и «мировой оси» и представляет интерес в качестве элемента мифологического дискурсивного пласта, лежащего в основе любого эзотерического учения.

3. Пафос

Итак, мы проследили взаимосвязь логосно-тезаурусно-инвентивных и этосно-мотивационно-диспозитивных параметров герметико-алхимического дискурса и показали, как идея тайны обусловливает Логос эзотеризма. Точно так же выбор вербальных средств (Пафос) обусловлен Этосом: в первую очередь, это относится к алхимической терминологии.

Наиболее частотны в эссеистике Головина следующие термины: Меркурий (ртуть), Сульфур (сера), Малый и Большой Магистерий, «белый меркурий», «нигредо», «альбедо», «рубедо», «aurum potabile», «белая магнезия», «чёрная магнезия», «белый сульфур», «чёрный сульфур», «эфир», «сын философов», «потенция лунного серебра», «кальцинация» и «сепарация», «азот, витриоль», «conjunction oppositorum». В дальнейшем нам необходимо будет определить эти термины и обозначить их места в языковой картине мира Головина.

Сознательной установкой на иррационализм пронизано эссе «О магической географии», в котором автор отказывается от толкования мифологических образов, прямо формулируя необходимость «познавать неизвестное через ещё более неизвестное». Многочисленные тропы и фигуры, используемые автором, зачастую служат решению именно этой перлокутивной задачи — вызвать у реципиента стойкую неприязнь по отношению к рационализму и рациональному познанию и убедить в необходимости самостоятельного размышления над мифом или символом.

Так, широко распространена у Головина антитеза, зачастую расширяющаяся до композиционного приёма, подчиняющего себе всю структуру произведения; с распространённостью антитезы связаны многочисленные контекстуальные антонимы, например «испытывая бешеную страсть к женщине, надлежит это скрыть, тактически рассеять неистовый порыв в круговых приближениях, в мелких полезных подношениях»; встречается также терминологизация таких антонимов в рамках эссе: «организм» и «механизм» и др. Ту же критическую, полемическую функцию выполняет негативно окрашенная экспрессивная лексика: «дикая мысль», «подлое человеческое месиво», «абсурды», «нелепости», «убожество», «чушь», «ужасающий»; развёрнутая метафора: «мы — стадо, погоняемое кнутом банды политиканов и финансовых корпораций, марионетки кукольного балагана, опилки да песчинки круговерти ведомых либо неведомых сил»; ирония: «при таком положении дел кратковременные каникулы надлежит использовать разнообразно усладительно, стараясь избегать потрясительных для здоровья эмоций»; синонимические ряды и т. д.

Выводы

В эссеистике Головина мы наблюдаем дискурс как сконструированное семантическое пространство, где при помощи сетки концептов, имеющих синонимы в мифологических, философских, религиозных, мистических течениях, автор реализует собственные задачи, добиваясь перлокутивного воздействия на читателя, знакомого с данными системами или с какой-либо одной из них. Мы относим тексты Головина к субъядру герметико-алхимического дискурса: однако этот дискурс в произведениях Головина претерпевает изменения под влиянием российского социокультурного фона и менталитета, философских учений XX века и собственных убеждений автора; данные изменения требуют отдельного исследования.

Важнейшим аспектом лингвориторического анализа является описание этосных особенностей дискурса: для эзотеризма мы определили их как веру в тайные соответствия, существующие в природе, сокрытость знания об этих соответствиях от непосвящённых (незнакомых с семиотической системой) и установку на иррациональное познание, ведущее к трансформации и освобождению личности. Данный Этос обусловливает Логос и Пафос эзотерического дискурса в целом и герметического дискурса в частности. Тайна и иррационализм становятся причиной кодирования концептуального содержания при помощи символов и мифов; при этом, в силу поиска соответствий (мышления по аналогии), интерпретационное поле концепта оказывается необычайно широким. Теми же этосными особенностями определяется выбор вербальных средств: специальная терминология, заимствования, тропы и фигуры, позволяющие реализовать полемическую стратегию, и т. д.

Сформулированными здесь аспектами не исчерпываются возможности лингвориторического метода в его применении к эссеистике Е. В. Головина. Дальнейшая работа будет заключаться в составлении полного тезауруса герметико-алхимических концептов-символов и выявлении логики их взаимодействия в авторской языковой картине мира, а также определении степени зависимости их интерпретации от трактовок, содержащихся в герметико-алхимических и других авторитетных для Головина текстах, и убеждений самого автора. Необходимо подробно охарактеризовать пафосно-вербально-элокутивные параметры эзотерического дискурса в текстах Головина и установить их связь с коммуникативными задачами автора. Таким образом, исследование должно проводиться в двух направлениях: сначала мы охарактеризуем языковую картину мира Головина как эзотерическую (герметико-алхимическую), а затем изучим влияние на неё Головина как мыслителя, чьи интересы не исчерпываются герметизмом и алхимией.

Литература:

1. Головин Е. В. Ослепительный мрак язычества: Дионис. — URL: http://golovinfond.ru/content/oslepitelnyy-mrak-yazychestva-dionis (дата обращения: 01.09.2018).
2. Головин Е. В. Антарктида: синоним бездны. — URL: http://golovinfond.ru/content/antarktida-sinonim-bezdny-ob-epo (дата обращения: 01.09.2018).
3. Головин Е. В. Франсуа Рабле: вояж к Дионису. — URL: http://golovinfond.ru/content/fransua-rable-voyazh-k-dionisu (дата обращения: 01.09.2018).
4. Головин Е. В. Спящая красавица. — URL: http://golovinfond.ru/content/spyashchaya-krasavica (дата обращения: 01.09.2018).
5. Головин Е. В. — URL: Некоторые особенности лабиринта. http://golovinfond.ru/content/nekotorye-osobennosti-labirinta (дата обращения: 01.09.2018).
6. Головин Е. В. О магической географии. — URL: http://golovinfond.ru/content/o-magicheskoy-geografii (дата обращения: 01.09.2018).
7. Головин Е. В. Человек и его горизонт. — URL: http://golovinfond.ru/content/chelovek-i-ego-gorizont (дата обращения: 01.09.2018).
8. Головин Е. В. Современный миф. — URL: http://golovinfond.ru/content/sovremennyy-mif (дата обращения: 01.09.2018).
9. Ван Дейк Т. 2015 — Ван Дейк Т. [Van Dijk Teun] Дискурс и власть. Репрезентация доминирования в языке и коммуникации. Пер. с англ. — 2. — М.: Либроком, 2015. — 352 с.
10. Ворожбитова 2015 — Ворожбитова А. А. Дискурсивные процессы литературно-художественной коммуникации и тип литературной личности «писатель русского зарубежья»: лингвориторический подход. // Лингвориторическая парадигма: теоретические и прикладные аспекты. — 2015. — № 20. — С. 11–17.
11. Ворожбитова, Хачатурова 2014 — Ворожбитова А. А., Хачатурова Н. Ю. Лингвориторические параметры российского эзотерического дискурса рубежа ХХ–ХХI вв.. — 2. — М.: Флинта, 2014. — 113 с.
12. Карасик 2002 — Карасик В. И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. — Волгоград: Перемена, 2002. — 477 с.
13. Караулов 2010 — Караулов Ю. Н. Русский язык и языковая личность. — 7. — М.: Издательство ЛКИ, 2010. — 264 с.
14. Кощей, Чувакин 2006 — Кощей Л. А., Чувакин А. А. Homo Loquens как исходная реальность и объект филологии: к постановке проблемы // Филология и человек. — 2006. — № 1. — С. 8–20.
15. Панкратов, Фесенкова 2001 — Панкратов А. В., Фесенкова Л. В. Юнгианство и оккультизм // Дискурсы эзотерики. Философский анализ. / под ред. Л. В. Фесенковой. — М.: Эдиториал УРСС, 2001. — С. 201–214.
16. Рождественский 1997 — Рождественский Ю. В. Теория риторики. — М.: Добросвет, 1997. — 597 с.
17. Февр 2018 — Февр A. [Faivre А.] Западный эзотеризм. Краткая история. Пер. с франц.— М.: Castalia, 2018. — 234 с.
18. Юнг 2008 — Юнг К. Г. [Jung С. G.] Психология и алхимия. Пер. с англ. — М.: АСТ, 2008. — 608 с.