Изучение мифологического контекста в западноевропейской литературе XX века | Статья в сборнике международной научной конференции

Отправьте статью сегодня! Журнал выйдет 18 мая, печатный экземпляр отправим 22 мая.

Опубликовать статью в журнале

Автор:

Рубрика: 28. Филология и лингвистика

Опубликовано в

XIII международная научная конференция «Исследования молодых ученых» (Казань, октябрь 2020)

Дата публикации: 04.10.2020

Статья просмотрена: 278 раз

Библиографическое описание:

Шальнев, Н. А. Изучение мифологического контекста в западноевропейской литературе XX века / Н. А. Шальнев. — Текст : непосредственный // Исследования молодых ученых : материалы XIII Междунар. науч. конф. (г. Казань, октябрь 2020 г.). — Казань : Молодой ученый, 2020. — С. 85-89. — URL: https://moluch.ru/conf/stud/archive/380/16067/ (дата обращения: 08.05.2024).



В зарубежной литературе XX в. активно используется мифологический контекст. Этот контекст представлен в виде мифологических образов, прототипов, событий в истории мифа. Мифологическое начало используется и при восприятии действительности, которое отражает структуру человеческого сознания, представленного в художественном произведении. Обратимся непосредственно к текстам указанного выше периода и найдем в них соответствующий мифологический контекст.

В романе Д. Джойса «Улисс» обращение к мифу становится одной из главных целей при написании произведения, а именно структурирование повествования. Весь роман связан с «Одиссеей» Гомера. Имя главного героя романа Д. Джойса вынесено в заглавие — «Улисс», который является главным героем «Одиссей» Гомера. Весь роман разбит на восемнадцать эпизодов. Каждый из которых ассоциируется с определенным эпизодом из «Одиссеи» и имеет название, отсылающее к эпизоду: «Телемак», «Нестор», «Протей». «Калипсо», «Лотофаги», «Симплегады», «Сирены», «Циклоп», «Навзикая», «Быки Гелиоса», «Цирцея», «Эвмей», «Итака», «Пенелопа». Известно, что в журнальной публикации Джойс включил эти названия в текст романа, но затем снял их. Ассоциации состоят в сюжетной, тематической и смысловой параллелях, а также в том, что для большинства персонажей романа имеются прототипы в поэме Гомера: Одиссей — это Блум, Пенелопа и Калипсо — это его жена Молли, Телемак — Стивен Дедалус, Антиной — приятель Стивена, студент-медик Маллиган, взявший ключи от помещения в башне, снятого на деньги Стивена, и пустивший туда англичанина — и тем самым «завоевателя» — Гейнса.

Уход Стивена из башни соответствует уходу Телемака на поиски отца. Старая молочница-ирландка сопоставляется одновременно с Афиной и даже с Ментором. Директор школы Дизи, поучающий Стивена, заменяет Нестора. Также можно считать любовника Молли — Эвримахом, молоденькую девушку на пляже — Навзикаей, ирландского националиста, метафорически «ослепленного» солнцем — циклопом Полифемом. Девушки, поющие в баре — сирены, в соответствующем эпизоде есть упоминание о затыкании ушей — аналог эпизода из «Одиссеи». Содержательница публичного дома сопоставляется с Цирцеей, а раскованность героев в ее заведении — с колдовским превращением спутников Одиссея Цирцеей в свиней. Издатель газеты сопоставляется с Эолом, посещение кладбища и похороны Дигнема — с нисхождением Одиссея в Гадес, внутренняя и внешняя угроза городской сутолоки — со сталкивающимися скалами, споры в библиотеке соотносятся с проходом между Сциллой и Харибдой.

Следует сказать, что многие ассоциации с героями «Одиссеи» Гомера условны, автор обращается с ними [ассоциациями] свободно. Так, например, кажется необоснованным сближение Стивена, порвавшего с семьей, — с преданным роду Телемаком, трактирного оратора — с Полифемом и т. д. Мифологические реминисценции даны в пародийном плане, с нарочитой усмешкой. На этом основании можно сказать, что роман «Улисс» не является «чистым» переложением «Одиссеи». Блума можно рассматривать и как Вечного Жида, а Стивена как Христа. Джойс намеренно оправдывал еврейскую национальность своего Улисса, отыскав труды французского ученого Виктора Берара, где доказывалось, что Гомеров герой был финикиец, семит [1]. «Для Джойса существенна идея греко-семитического синтеза в генезисе европейской культуры, и еще больше — представление о Востоке как колыбели человечества» [2].

В романе Ф. Кафки «Замок» есть ряд мифологических черт. Во-первых, в пространственном отношении замок представляет собой вертикальную модель мира. Пространственный центр романа — замок расположен на горе, при этом выясняется, что замок не является рыцарской средневековой крепостью, а является обычным городком. Тем не менее на протяжении романа акцентируется недостижимость этого замка, изображены трудности доступа в замок.

У главного героя К. есть два помощника, которых помощниками в собственном смысле назвать нельзя. Эти два одинаковых героя следуют повсюду за К., где бы он ни был. С мифологической точки зрения в них можно видеть героев-трикстеров, так они пародируют главного героя К. Соответственно, в К. можно видеть культурного героя. Интересно, что зовут помощников Иеремия и Артур. Имя Иеремия отсылает нас к Священному Писанию, а Артур к средневековому Королю Артуру.

Весь роман в целом представляет собой неразделенность времени и пространства. С одной стороны, речь идет о замке, возможности попасть в него, но с другой стороны, к нему нет доступа, и герой вынужден быть около него. Время в романе не определено, так как нет четких временных ориентиров.

В романе Т. Манна «Волшебная гора» мифологическое начало заложено уже в самом заглавии. Пространство романа представлено в виде пересечения горизонтальной и вертикальной моделях мира. Горизонтальный мир представлен в романе всем окружающим миром, находящимся за пределами «волшебной» горы. «Горизонтальной» моделью мира можно считать жизнь больных, которые находятся в санатории и вынуждены много времени лежать на балконе. Гора представляет собой вертикальную модель мира, на самой вершине которой находится санаторий.

На протяжении всего романа неоднократно акцентируется время, которое незаметно протекает на горе. Это время мимолетно, главный герой Ганс Касторп живет на рубеже времени, в миге между «прошлым и будущим». Как сказано автором во вступлении к книге, история «происходит на некоем рубеже и перед поворотом, глубоко расщепившем нашу жизнь и сознание». Именно поэтому те, кто попадает в санаторий, не могут вырваться из него, потому что время затягивает их. Так случилось и с Гансом Касторпом, прожившим в санатории семь лет, и с другими больными, которые остались там жить до начала войны.

Интересные мифологические ассоциации представляют врачи Беренс и Гофрат. Они сопоставляются в романе с Миносом и Радамантом, что позволяет предположить, что весь санаторий — это царство теней, мир мертвых. Тем более что сам Ганс Касторп сравнивается с Одиссеем, сошедшим в царство теней: «Вы здоровы и только гостите здесь, подобно Одиссею в царстве теней…». Интересна парадоксальность устройства пространства: санаторий находится на вершине горы, но он оказывается царством теней.

В тексте произведения есть упоминание этиологического мифа: «Господь Бог отделил сушу от воды и сотворил светила небесные, цветы и деревья, рыб и птиц и всяческую жизнь».

Мифологическая символика проявляется и на уровне персонажей. Братья Ганс Касторп и Иоахим сравниваются как братья-близнецы Касторп и Поллукс (элемент мифа о близнецах). Герой Сеттембрини сравнивает себя с Прометеем.

В романе Г. Гессе «Степной волк» мифологическим является мышление главного героя Гарри Галлера. В тексте акцентируется «звериное» начало героя, его восприятие мира как хаоса, наполненного разрушением, злом, агрессией. Как говорится в романе, «Галлер оказался между двумя эпохами», между заканчивающейся эпохой мещанства и новым, пока еще не определившемся миром. На протяжении всего романа показано движение сознания героя из замкнутого мира в широкий горизонт, что свойственно мифологическому человеку, не разделявшего мир на рубежи, эпохи и т. д. Гарри попадает в магический театр, который можно воспринимать как школу «мифологического мышления», в которой происходят метаморфозы. Например, метаморфоза Моцарта в джазиста Пабло.

В романе Э . М . Ремарка «На Западном фронте без перемен» присутствует мифологическое время. Время в романе циклическое, нерасчлененное, повторяющееся. Герои романа теряют счет дням, забывают, каким было время до войны. В романе постоянно подчеркивается идея необратимости времени: «удивительно бездумные часы», «дни идут», «мы уже перестали считали недели». Время представлено в таких отрезках, как ночь, полночь, полдень — переломные временные точки, в которые происходит что-то решительное, важное событие для героев.

В романе Ф . С . Фицджеральда «Великий Гэтсби» жизнь Гэтсби представлена как миф, иллюзия, которую герой создал себе сам. В тексте герой сравнивается с «марионеткой на ниточке», выдумкой, «иллюзией твердой почвы под ногами». Интересно размышление рассказчика о «древнем острове, нетронутом зеленом лоне нового мира».

В этом можно видеть прообраз Острова блаженных, где существует вечный покой. Возможно, именно такую жизнь и хотел сделать себе Гэтсби.

В цикле новелл «В наше время» и в романе «Прощай, оружие!» Э. Хемингуэя можно выделить в качестве мифологического контекста водный первоэлемент, который присутствует в обоих текстах. Вода выступает и как граница миров («Индейский поселок»), и как обозначение естественности природы («На Биг-Ривер»), и как стихия, которая заставляет вспомнить нас всемирный потоп, представленный в Библии.

Ср. непрекращающийся сильный дождь в романе «Прощай, оружие!».

В основе романа У. Фолкнера «Шум и ярость» положен миф об инцесте, грехопадении Кэдди Компсон. Данный миф оборачивается крахом для всей семьи Компсонов. История семьи проецируется на весь мир в его катастрофичности. В противовес мотиву инцеста представлен мотив искупления первородного греха в образе Квентина и Джейсона. Однако Квентин не выдерживает грехопадения сестры и заканчивает жизнь самоубийством. Остается лишь Джейсон, которому приходится нести на себе «бремя» жизни.

В пьесе Б. Брехта «Добрый человек из Сычуани» мифологический контекст представлен в следующих моментах: явление трех богов, которые решили испытать людей на доброту. В пьесе есть мир богов и мир людей, при этом подчеркивается несовершенство земного мира. В пьесе есть мифологема воды. Отсутствие ее в художественном мире пьесы подчеркивает, что жизнь стала искусственной. Воду никто не покупает, но ее хочет Шен Де, главная героиня пьесы.

В конце пьесы подчеркивается характерное для многих народных мифологий несоответствие мира богов и мира людей. Шен Де говорит, что она «маленький человек и была слишком слаба для великих планов» богов.

В пьесе Ж . П . Сартра «Мухи» использован античный сюжет об убийстве Орестом с помощью своей сестры Электры Клитемнестры и Эгисфа. Однако в пьесе Сартра представлен Юпитер как вершитель мира вместо Зевса.

В тексте пьесы использованы демонологические персонажи: вампиры, упыри, гарпии, которые являются обитателями подземного мира. Использован этиологический миф в пьесе, где рассказывается о создании мира Юпитером, как он создал орбиты, привел мир в гармонию, создал растения. В связи с этиологическим мифом использован и традиционный для мифологического мышления образ изначально прекрасного мира: «Аргос был тихим провинциальным городишком, лениво скучавшим на солнцепеке», упоминается прекрасная Аттика, «где все действительно было разумно».

В романе Дж. Керуака «В дороге» Дина Мориарти можно рассматривать как миссию, вестника, пришедшего в мир, чтобы наполнить его энергией. Символичен образ дороги как жизненного пути, по которому должны идти люди вслед за Дином. Символичны и поиски отца Дина, которого тоже можно рассматривать как отца пророка. В конце текста Дин потерял дар речи, что можно рассматривать как то, что свое дело он уже сделал, и говорить нечего, так как люди сами должны понять, как им жить дальше.

Соответственно роль миссии можно увидеть в образе Макмерфи из романа К. Кизи «Пролетая над гнездом кукушки», где особенно ярко это проявляется в сцене, когда 12 больных садятся в круг и ассоциируются как двенадцать апостолов, у которых есть учитель Макмерфи. Характерно и то, что в конце романа он уже ничего не произносит, трагически напоминая нам Иисуса Христа.

Роман Д. Апдайка «Кентавр» представляет собой интересное явление в зарубежной литературе XX в. В романе тесно сплетены две сюжетные линии, реальная и мифическая. Герои в романе соотнесены с персонажами греческой мифологии. Главный герой — учитель Колдуэлл в то же время и кентавр Хирон. Его сын — Питер в то же время и Прометей, что отчетливо проявляется в сцене спора с хозяином закусочной и в сцене дерзкого разговора с директором. При этом сам директор школы оказывается Зевсом, а его любовница Герой, автомеханик — Гефестом, а его жена — Афродитой, пастор, участвовавший в войне — Марсом и т. д. В романе также упоминаются все характерные элементы мифологии древних греков: три циклопа, Золотой век, черный орел, авгиевы конюшни, золотая стрела.

Есть в тексте игра с мифологией: миссис Пэсифай, старая развалина «Осирис», город Троя.

В конце книги читатель знакомится с потоком мифологических имен в романе, узнавая при этом все реки в царстве мертвых, всё о дочерях Нерея. При этом следует заметить, что не все герои книги имеют мифологические соответствия: так, например Дейфендорф иногда кентавр, сатир и даже Геракл.

В новеллах Х . Л . Борхеса «Юг», «Сад, где ветвятся дорожки» появляется идея о сиюминутности времени, которая составляет одну из важнейших мифологических категорий. В новелле «Юг» упоминается «сиюминутность и вечность момента», в новелле «Сад, где ветвятся дорожки» есть такие строчки: «все происходящее с людьми случается только «сейчас», «одни века сменяют другие, но действия проходят лишь в настоящем»; «время постоянно ветвится, создавая бесчисленные варианты будущего».

В романе Г. Маркеса «Сто лет одиночества» рассказывается об истории семьи Буэндиа. В основе этой семьи лежит изначальный миф об инцесте, который превращается в мотив болезни, эпидемии и судьбу всего рода в целом. Уже в самом начале романа представлен миф о сотворении мира: «Мир был еще таким новым, что многие вещи не имели названия и на них приходилось показывать пальцем», «царство сырости и безмолвия, похожее на рай до свершения первородного греха». В тексте использован миф о близнецах — братья-близнецы Аурелиано Второй и Хосе Аркадио Второй, которые напоминают «устройство из зеркал». В романе повторяется мотив зеркал как второй, отраженный мир. Используется мифологическое время, которое идет циклическим образом: «все в мире идет по кругу». При этом цикличность внешне выражается в связи начала и конца романа: Макондо гибнет из-за предсказанного в начале романа рождения ребенка со свиным хвостиком. Упоминаются также миф о всемирном потопе («вечный ливень»).

Мифологичен Вечный Жид с его жадностью, который вызвал, как считали жители, мор на птиц, мифологичны раздвоенные копыта (один из главных признаков дьявола).

В финале наступает апокалипсис (эсхатологический миф), город обречен на разрушение. Из пророческой рукописи Мелькиадеса мы узнаем все историю Макондо в виде цепи событий, расположенных во времени. И жизнь семьи вместе с тем протекает как цепь неминуемых повторений, как вращающееся колесо, что опять же отсылает нас к мифологическому времени.

В повести Дж. Фаулза «Башня из черного дерева» используются отдельные мифологические категории, а именно: дом Бресли напоминает в целом райский сад, Эдем; время, которое протекает в нем, есть «день сегодняшний», который и представлен как «реальность во всей ее полноте». Дэвид напоминает собой средневекового рыцаря, о чем упоминается в тексте. Две героини, Мышь и Уродка, получают в произведении имена Диана и Венера, отсылающие нас к римской мифологии.

В заключении подведем наши итоги. Во-первых, мифический литературный контекст активно используется разными авторами в зарубежной литературе XX в. Во-вторых, функции этого контекста самые разные, среди которых следует выделить следующие: аллюзия на мифологических героев с эстетической целью (Дж. Фаулз), подтекст о пророчестве (Кизи, Керуак), средство психологизма (Г.Гессе), указание на причину гибели семьи и шире рода человеческого (Фолкнер, Маркес), пародирование (Джойс), средство абсурдности мира (Кафка), его пошлости (Апдайк), забвение реальной жизни (Т. Манн). Мифологический контекст использован авторами художественных произведений для объяснения действительности, воспринимаемой человеком, и для объяснения его сознания, воспринимающего эту действительность.

Литература:

  1. С. Хорунжий. Комментарий //Джойс Дж. Улисс:Роман. Спб., 2004. С. 816.
  2. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. 3-е изд. М., 2000. С. 310.