Анализ изменений системы и влияния международных отношений свидетельствует о том, что для их надлежащей характеристики следует учитывать не только геополитические, региональные факторы, но и культурно-цивилизационные, мировоззренческие и ценностные основы.
Территория бывшего СССР или, как ее неофициально именуют — «постсоветское пространство», — и все, что на нем, вокруг него, в связи с ним происходит, сохраняет почти тридцать лет после распада Советского Союза повышенную степень трансформационной и интеграционной динамики. Поэтому государства этого региона находятся в фокусе активного внимания ученых и экспертов по всему миру. Ведь страны, в свое время принадлежавшие к «Второму миру» или «Восточному блоку» (в противоположность мирам «Первому» — развитым капиталистическим странам Запада — и «Третьему» — странам Азии и Африки) освободились из-под колониальной зависимости), после того, когда их «мир» отошел в небытие, обрели политическую и государственную независимость. Сразу же они оказались на геополитическом и интеграционном перепутье и со временем превратились в один из приоритетных объектов для практических наблюдений, а также в богатый источник для различных теоретических обобщений. В частности, сосредоточенных на проблеме постсоветского транзита, его природы, исторической обусловленности, магистрального направления и разного рода вызовов и сопровождающих его обстоятельств.
Ключевые слова: постсоветское пространство, самоидентификация, дисбаланс, Россия, геополитическая и региональная самоидентификация.
Дисбаланс сил на мировой арене, вызванный распадом СССР, активизировал глобальные трансформационные процессы. Когда национальные экономики стран постсоветского пространства влились в мировую экономическую и политическую системы, рост взаимосвязи и взаимозависимости и стремление сохранить в этих условиях собственную уникальность стали объективными предпосылками, влияющими на процессы их геополитической трансформации.
Страны постсоветского пространства предстали перед выбором: либо начать формирование нового международно-политического региона в пределах бывшего СССР, либо интегрироваться к существующим по цивилизационным или другим признакам.
После распада СССР, новые независимые государства столкнулись с объективной необходимостью поиска новой идентичности. Самоорганизацию внутренних территорий и общин бывших союзных республик сопровождала переоценка самоидентификации, которая происходила и по региональному признаку, и по субрегиональному принципу, отражая дальнейшую фрагментацию постсоветского пространства.
К региональным форматам сотрудничества, основанным на цивилизационной близости или близости геополитических интересов, можно отнести Балтийскую ассамблею (1991) в составе Латвии, Литвы и Эстонии; Центрально-азиатское экономическое сообщество (1994, в 2002–2005 — Центрально-азиатское сотрудничество) в составе Казахстана, Кыргызстана, Таджикистана и Узбекистана; Сообщество России и Белоруссии (1996, с 1999 — Союзное государство); ГУАМ (1997) в составе Грузии, Украины Азербайджана и Молдовы. По субрегиональному принципу были сформированы СНГ (1991), ЕврАзЭС (2000–2015), ОДКБ (2002) и Евразийский экономический союз (ЕАЭС, 2015).
Большинство постсоветских государств находится в поиске своей идентичности и места в системе международных отношений. На пространстве Евразии возникла сложная конфигурация разноуровневых геополитических образований, влияющая на современную систему международных отношений.
Европейскую подсистему многие склонны считать наиболее институционализированной подсистемой в современной системе международных отношений. Начиная с 1980–1990-х гг. она является соотношением трех институционально-политических измерений: общеевропейского (представленного ОБСЕ), западноевропейского (Европейский Союз) и евроатлантического (НАТО) [6].
Перед новыми независимыми государствами встала объективная необходимость формирования собственного курса по трем основным движущим силам европейской политики: отношениям с Западом (НАТО, ЕС, США), отношениям с Россией, а также балансу отношений между Россией и Западом [7, с.28].
Ход истории постепенно все расставляет по своим местам. Европейские постсоветские государства, обладающие собственной несоветской государственной традицией, в частности, Украина и Молдова, определились с европейским характером своей цивилизационной и геополитической самоидентификации, подписав в 2014 г. соглашения об ассоциации с Европейским Союзом. Эстония, Латвия и Литва сделали свой выбор еще раньше, в начале 1990-х гг., обретя членство в ЕС и НАТО в 2004 г. Беларусь, которая фактически не имела государственности в досоветский период, выбрала для себя цивилизационную и геополитическую принадлежность к России, оказавшись ближайшим союзником России на постсоветском пространстве и создав с ней Союзное государство.
То обстоятельство, что региональная интеграция является одним из важнейших инструментов управления глобальными процессами для стран бывшего СССР, определяющих свою стратегическую идентичность и место в современной Европе, становится важным фактором развития. Интеграционные объединения все больше влияют на развитие трансформационных процессов на постсоветском пространстве, способствуя нахождению нового баланса сил в регионе на основе учета интересов широкого круга стран и негосударственных субъектов мировой политики.
После распада СССР отдельные элементы взаимной привлекательности ряда новых независимых государств постсоветского пространства сохранили свою актуальность. Материальную базу таковой привлекательности создавали составляющие одного хозяйственного комплекса Советского Союза: технологическая общность производства; примерно одинаковый (невысокий по мировым стандартам) технический уровень; возможности введения общих технико-технологических стандартов, создания общей инфраструктуры транспорта и коммуникационных сетей, единой энергетической системы. Не менее актуально было влияние ряда гуманитарных факторов, порожденных существованием советских республик в пределах единого государства. Это — общий язык межнационального общения, функцию которого выполнял русский, многочисленные родственные связи, общее культурное пространство и многое другое, что создавало благоприятные условия для более тесного объединения союзных республик.
Однако за последнюю четверть века факторы взаимной привлекательности новых независимых государств, если не исчезли, то значительно ослабли.
Современное состояние постсоветского пространства показывает сложную совокупность факторов, обусловливающих многовекторный характер интеграции. Стратегии реализации своих геополитических интересов мировых центров силы в значительной степени влияют на процесс регионализации евразийского пространства. З. Бжезинский считает, что интерес США состоит в том, чтобы создать такую ситуацию, при которой ни одна страна не контролировала бы данное геополитическое пространство, а ведущие мировые государства имели прямой доступ к его финансово-экономическим ресурсам [2]. Для России это означает уменьшение международного влияния, утрату статуса великого государства, перечеркивание многовековой истории российской экспансии и ограничение доступа к естественным геополитическим ресурсам на территориях, которые в Москве считают своим историческим наследием.
Как отмечают некоторые российские исследователи, после падения коммунистического строя в странах Центральной и Восточной Европы важно создать условия, при которых наиболее влиятельные страны Запада могли получить доступ к интеллектуальным, человеческим, сырьевым, пространственным и другим ресурсам бывших «закрытых» стран. Для этого следовало преодолеть их изолированность посредством включения во всеобщие мировые хозяйственные и политические процессы [3].
Попытки национальных лидеров новых независимых государств маневрировать между центрами силы в условиях, когда пространство для маневра под влиянием глобализации экономики и внешнеполитической конкуренции сужается повлекли лишь консервацию на определенное время неопределенности, оттягивая во времени необходимость четкой геополитической ориентации и цивилизационной самоидентификации новых субъектов международных отношений.
Негативное влияние на интеграционные процессы оказывали структурные различия национальных экономик, их асимметричный характер, разный уровень государственного регулирования и социального патернализма. В результате между участниками постоянно возникали серьезные противоречия, а экономическое сотрудничество демонстрировало значительные дисбалансы между сторонами в пользу РФ. Так, российский экспорт в Казахстан вырос с 11 млрд дол. в 2010 г. до 18 млрд. дол. В 2013 г. экспорт Казахстана за это время практически не изменился, оставшись на уровне около 6 млрд дол. в год. Казахстан стал импортировать почти 40 % объема всего российского невоенного машиностроительного экспорта [1].
Несмотря на трудности и проблемы, после продолжительных переговоров Россия, Казахстан и Беларусь 29 мая 2014 г. подписали Договор о Евразийском экономическом союзе. Это сложный по структуре и достаточно объемный международный документ, состоящий из 4 частей, 28 разделов, 118 статей и 33 приложений [4].
ЕАЭС стратегически запланирован как первый этап формирования Евразийского союза (ЕАС).
Тяжелой преградой на пути европейской интеграции постсоветских стран является «парадокс постсоветской демократии», суть которого в том, что политикуму новых независимых государств трудно обеспечить по-настоящему демократическое функционирование созданных и запущенных в действие демократических институтов, поскольку демократия в этих странах имеет узкую социальную базу, что обусловлено критическим уровнем бедности значительной части населения и развитием среднего класса; институты гражданского общества в недостаточной степени сформированы, активны и функциональны; партийные системы — незрелые и ограниченно дееспособные, а для реального укоренения новых демократических институтов в обществе прошло слишком мало времени.
Одним из ключевых факторов, влияющих на скорость и направленность процессов трансформации постсоветского пространства, является зажатость региона между двумя интеграционными объединениями: расширенным Европейским Союзом на западе и возглавляемым Россией Евразийским экономическим союзом на востоке, находящимися в состоянии конкурентной борьбы за влияние на постсоветские государства. Попытки национальных лидеров большинства новых независимых государств длительное время маневрировать между центрами силы привели лишь к нарастанию хаотизации международных отношений в регионе, его дальнейшей геополитической фрагментации и отвлекли необходимость четкой цивилизационной и геополитической самоидентификации новых независимых стран.
Анализ российских стратегических документов показал, что статусная самоидентификация Россией относительно своего места в мире постоянно росла: большое государство, стремящееся полноправного включения в мировое сообщество (1993), большое государство, как один из влиятельных центров мира (1997), большое государство национальное могущество и реальный потенциал для обеспечения достойного места в мире (2000), мировое государство, которое приобрело полноценную роль в глобальных делах (2009), одно из лидирующих мировых государств (2015).
Долгое время понятие постсоветского пространства было для России тождественной трактовкой СНГ, которую в Москве воспринимали как своеобразную номинацию пространства бывшего СССР. Соответственно, территория бывшего СССР, вплоть до конца 2000-х гг. трактовалась в Москве как определенное пространственное единство, обозначавшееся рядом пространственных маркеров: единое военно-стратегическое, экономическое, правовое пространство, внешние границы СНГ (1993), единое экономическое пространство (1997), зона свободной торговли, пограничное пространство, единое оборонное пространство (2000), единое образовательное пространство, отдельная «зона мира» (2002), единое транспортное пространство (2008), общая гуманитарная и информационно-телекоммуникационная среда (2009).
Со второй половины 2000 гг. Россия скорректировала свое концептуальное отношение к российской диаспоре, обозначив ее понятием «Русский мир» и стремясь теперь не только защищать его, как это было на протяжении всех 1990 — первой половины 2000 гг., но и использовать для продвижения российских интересов в странах постсоветского пространства.
Российские интересы в СНГ направлены на достижение двух глобальных задач: усиление российского культурно-идеологического влияния в странах СНГ и использование их демографических и экономических ресурсов. Эти свои интересы Россия фиксировала в доктринальных документах достаточно четко: соблюдение прав этнических русских и русскоязычного населения (с 1993), сохранение общего культурно-цивилизационного наследия (с 2000), восстановление позиций России как главного образовательного центра СНГ, поддержка функционирования русского языка в странах СНГ (с 2002), добровольное переселение соотечественников, привлечение молодежи к обучению и стажировке в России для последующего получения ими российского гражданства (с 2007), формирование общей транспортной и энергетической инфраструктуры, превращение российского рубля в ведущую региональную резервную валюту на пространстве СНГ (с 2008)), сохранение русского языка как средства межнационального общения в странах СНГ (с 2011), создание общего рынка с/х продукции (с 2013), укрепление позиции русского языка в национальных системах образования стран СНГ (с 2015).
В российских стратегических документах достаточно четко прослеживается сегментация постсоветского пространства на четыре группы стран: а) основные союзники России на постсоветском пространстве — Беларусь и Казахстан; б) постоянно проблемный регион Центральной Азии; в) государства, которые несут для России наибольшую идеологическую угрозу — Украина и Грузия, г) страны Балтии, в 2010-х гг. постепенно исчезающие из российских стратегических документов, растворившись для Москвы в ЕС.
Сложившаяся ситуация объективно стимулирует Россию к поискам новых геополитических форм самоидентификации. [5].
Таким образом, становление самоидентификации россиян в первой четверти ХХI в. сопряжено с рядом сложных проблем. Во-первых, еще остаются элементы советской идентичности, что поддерживает иллюзорные надежды на советское возрождение. Во-вторых, явно утрачиваются основания для самоидентификации россиян как евразийцев или европейцев, что связано с возросшей напряженностью и явной враждебностью во взаимоотношениях со странами Европы и с опасениями экономической экспансии азиатских соседей. В-третьих, согласно социологическим исследованиям, наметился тренд в самоидентификации россиян как гражданской нации, где этнические и конфессиональные идентичности постепенно отходят на второй план, уступая место державности как символу единства многонационального народа. В то же время региональная идентичность остается важным элементом самосознания народов, проживающих в субъектах Федерации.
Литература:
- Акимбеков С. Евразийский большой вопрос // Центр Азии. — 2014. — № 1 (89). — [Электронный ресурс]. — Режим доступа: https://www.asiakz.com/evraziyskiy-bolshoy-vopros
- Бжезинский З. Выбор. Мировое господство или глобальное лидерство. — М., 2005. — 288 с.
- Богатуров А. Д., Аверков В. В. История международных отношений (1945–2008 гг.). — М., 2009. — 71 с.
- Договор о Евразийском экономическом союзе. — [Электронный ресурс]. — Режим доступа: https://docs.eaeunion. org/Pages/DisplayDocument.aspx?s=bef9c798–3978–42f3–9ef2-d0fb3d53b75f&w=632c7868–4ee2–4b21- bc64–1995328e6ef3&l=540294ae-c3c9–4511–9bf8-aaf5d6e0d169&EntityID=3610
- Лукин Ю. Ф. Российская Арктика в изменяющемся мире. Архангельск, 2013.
- Мальгин А. В. Политика ЕС в отношении европейских стран СНГ // Европейский союз и европейские страны СНГ / под ред. В. Грабовски, М. Наринского, А. Мальгина. — М., 2002. — 511 с.
- Уилсон Э., Ронтоянни К. Безопасность или процветание? Пути, которые выбирают Беларусь и Украина // Мечи и орала: экономика национальной безопасности Беларуси и Украины. — Американская академия гуманитарных и точных наук Кембридж, штат Массачусетс МТИ-пресс Кембридж, штат Массачусетс Лондон, Англия — Интердиалект+ — 326с.
