Одной из острых проблем в вопросе определения недобросовестности поведения в судебном разбирательстве является неоднозначность пределов возможных действий суда. Так, статьей 10 Гражданского кодекса РФ предусмотрена обязанность суда санкционировать злоупотребление правом отказом в защите права лица полностью или частично либо иными мерами, предусмотренными законом. В Арбитражном процессуальном кодексе РФ и Кодексе административного судопроизводства РФ установлена возможность применения мер ответственности в случае недобросовестного поведения.
Наконец, Постановлением Пленума Верховного Суда РФ от 23.06.2015 № 25 (далее по тексту — Постановление Пленума ВС № 25) уточнено, что оценка добросовестности может быть инициирована как стороной по делу, так и судом, но только в случае очевидного злоупотребления правом. [1] При этом суд выносит на обсуждение данный вопрос в порядке статьи 56 Гражданского процессуального кодекса РФ или статьи 65 Арбитражного процессуального кодекса РФ.
Но содержание приведенных положений наглядно демонстрирует ряд законодательных пробелов. Среди них наиболее противоречивые — как определить очевидность злоупотребления правом, а также какие права и обязанности возлагаются на суд после вынесения на обсуждение? Отягощает толкование границ полномочий суда и принцип состязательности, являющийся основой российского судопроизводства.
Последний, хотя, на наш взгляд, и справедливо ограничивает возможности злоупотреблений суда в содействии стороне по делу, но в случае очевидного злоупотребления стороной и одновременно пассивного поведения другой стороны как должен или может вынести решение суд? Ведь, как писал Е. В. Васьковский, злоупотребление процессуальным правом есть ничто иное как противодействие правильному и своевременному судебному разбирательству. [2] Следовательно, от процессуальных злоупотреблений страдает в первую очередь судебная система. Но при отсутствии конкретных механизмов по разрешению вопроса о наличии злоупотребления суд ограничен в защите своих интересов.
К тому же, по общему правилу [3], бремя доказывания лежит на той стороне по делу, которая заявляет о наличии правонарушения, в силу презумпции добросовестности участников гражданских правоотношений. При этом суд, определив явное наличие злоупотребления процессуальным правом, не являясь стороной по делу, не вправе предпринять хоть сколько-нибудь активных действий.
С другой стороны, тенденции правоприменительной практики подчеркивают обязанность вынесения на обсуждение сторон вопросов, связанных с добросовестностью. Такие приоритеты, по нашему мнению, разумны и закономерны, тогда как суд обязан обеспечить сторонам возможность заявить свою позицию, и отразить в решении мотивы и основания сформированного мнения суда.
Так, в Апелляционном определении Санкт-Петербургского городского суда от 21.10.2015 № 33–16601/2015 по делу № 2–1915/2015 указано на запрет суду сокрытия своего видения обстоятельств дела до вынесения решения, а также на обязанность обеспечения возможности сторонам представления дополнительных доказательств о добросовестности.
Апелляционным определением Новосибирского областного суда от 16.08.2016 по делу № 33–8180/2016 отмечено, что стороны должны представить свои доводы и доказательства, а вывод суда о применении ст. 10 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации должен содержать мотивированную оценку таких доказательств.
К пробелам в действующем законодательстве можно отнести формулировку о наличии очевидного злоупотребления правом, отраженную в Постановлении Пленума ВС № 25, тогда как само понятие очевидности наводит на сомнения в необходимости доказывания наличия такого явного отклонения действий от добросовестного поведения. Другими словами, понятие очевидного отклонения оценочно, субъективно и ситуативно.
По нашему мнению, как и любое обстоятельство, даже в случае его очевидности, должно быть доказано в установленном порядке хотя бы только потому, что обратное неизбежно приведет к судебному произволу или по меньшей мере подобным обвинениям в адрес суда с вытекающими негативными последствиями, включая обжалование решений ввиду их необоснованности. Так же требует рассудительного подтверждения и очевидность, а именно из каких критериев, материалов дела и иных подтвержденных обстоятельств суд пришел к выводу об очевидности злоупотребления. А принимая во внимание оценочность категории добросовестности, тем более описанные обстоятельства нуждаются в фактологической доказательной базе.
Но как показано выше, не являясь стороной по делу, суд не имеет компетенции по сбору доказательств. В установленных случаях он может только содействовать стороне по ее ходатайству, когда она не имеет полномочий самостоятельно получить и представить материалы в дело (Гражданский процессуальный кодекс РФ, Арбитражный процессуальный кодекс РФ, Кодекс административного судопроизводства РФ). Означает ли это появление бремени доказывания на стороне по делу, не заподозренной в недобросовестности, и гипотетически заинтересованной в раскрытии злоупотребления оппонента?
Подобных положений ни законодательство, ни официальные толкования не содержат. А принимая во внимание принцип свободы представления доказательств, закрепленный в том числе пунктом 2 статьи 9 Арбитражного процессуального кодекса РФ: лица, участвующие в деле, имеют право предоставлять доказательства — но не обязанность, возложить бремя доказывания ни на одну из сторон не представляется возможным. Иначе говоря, суд, формируя свое внутреннее убеждение, лишен возможности обязать сторону по делу предоставить возможные доказательства, но и сам этого сделать не может.
Если же предположить, что очевидность подразумевает, к примеру, оценку среднестатистическим разумным гражданином, и не нуждается в дополнительных основаниях, встает под сомнение мотивированность и обоснованность судебного решения, которая требуется в любом случае согласно положений статей 170 Арбитражного процессуального кодекса РФ и статьей 197 Гражданского процессуального кодекса РФ.
Отсюда исходит фактически беспомощное положение суда, когда присутствует явное злоупотребление, но суд ограничен лишь имеющимися материалами дела и не может инициативно выйти за их пределы даже в малейших объемах, лишь вынести на обсуждение сторон.
Открытым остается и вопрос цели вынесения на обсуждение в ситуации очевидного злоупотребления. Как показано выше, суд является участником процесса, страдающим от процессуальной недобросовестности сторон. Кроме того, суд призван обеспечивать гарантии правовой защиты не только сторонам по делу, но и общества в целом, то есть и себя как неотъемлемого элемента государственной системы. Поэтому насколько разумно и рационально суду отойти в сторону и отдать на волю участников процесса свои интересы? Ведь поставленный в зависимость от результатов обсуждения, суд попадает во власть сторон, которые могут придержаться пассивной позиции (или оказаться в ней даже по объективным причинам), не защитив в результате ни себя, ни суд. И должен ли суд проигнорировать и смириться с очевидным злоупотреблением, понеся урон, если сторона по делу правомерно не справляется или не изъявляет воли на доказывание?
Прописанные законом в отношении недобросовестности нормы де-факто вынуждают суд проявлять активность в оценке поведения лиц, участвующих в деле. Такая позиция высказана А.Н Кузбагаровым, и нам представляется полномочной [4].
Таким образом, без законодательной детализации полномочий и регламентации обязательных действий суда представляется крайне затруднительной эффективность разбирательства в случаях даже очевидной процессуальной недобросовестности. С другой стороны, в некоторых нормах мы наблюдаем конкретизацию границ полномочий и требуемых действий суда.
Так, абзацем 5 пункта 3 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 20.04.2006 № 8 «О применении судами законодательства при рассмотрении дел об усыновлении (удочерении) детей» (с последующими изменениями и дополнениями) прямо предусмотрено требование и перечислены меры для установления наличия злоупотребления участником процесса, а именно, что для допущения к участию в деле переводчика суду следует самостоятельно выяснить ряд обстоятельств о характере взаимоотношений и обстоятельствах знакомства переводчика и других участвующих в деле лиц: «место его работы, жительства, обстоятельства знакомства с заявителями, а также не является ли он бывшим либо действующим работником органа опеки и попечительства или учреждений, в которых воспитываются дети, подлежащие усыновлению». Более того, закреплено полномочие суда при наличии оснований для отвода по своей инициативе решать вопрос об отводе переводчика.
Как справедливо, на наш взгляд, указывает Д. А. Фурсов, возведение состязательных начал в крайность, реализация их строго формально может привести развитие процесса в тупик. [5] Более того, процессуальный закон имеет положения, закрепляющие право суда выйти за пределы заявленных требований, как например, часть 3 статьи 196 Гражданского процессуального кодекса Российской.
И приведенное выше разъяснение Верховного Суда Российской Федерации показывает, что суд может быть уполномочен выявлять своими силами и средствами факты, свидетельствующие о добросовестности или злоупотреблении процессуальным правом, и это установлено законодательно.
Перечисленные аргументы считаем необходимым дополнить уточнением специфики средств доказывания процессуального правонарушения. В данном случае основной доказательной базой являются процессуальные факты: показания сторон, представленные в материалы дела доказательства, имевшие место заявления и ходатайства (или не имевшие либо отказ от их предъявления, зафиксированные протокольно). То есть основу доказательного материала составляют уже имеющиеся сведения и документы, не нуждающиеся в дополнительном подтверждении. Следовательно, инструменты доказывания злоупотребления процессуальным правом на руках у суда.
Такое положение дел упрощает выработку механизмов по возложению на суд компетенции по доказыванию процессуальной недобросовестности. Требуется лишь прямая нормативная конкретизация во избежание имеющейся на сегодняшний день неопределенности.
Принимая во внимание изложенное, считаем необходимым для гармонизации правовых норм, установления границ полномочий и конкретизации обязанностей суда при разрешении вопроса о процессуальной недобросовестности внести изменения в процессуальные законы Российской Федерации, дополнив их полномочием суда на получение доказательств как путем опроса лиц, участвующих в деле, так и в необходимых случаях запросом, получением и приобщением к материалам дела дополнительных материалов при рассмотрении вопроса о злоупотреблении процессуальным правом.
Литература:
- О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса РФ: Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 23.06.2015 № 25. СПС «КонсультантПлюс».
- Васьковский Е. В. Курс гражданского процесса: Субъекты и объекты процесса, процессуальные отношения и действия — М., Статут. 2016. 624 с.
- Курс доказательственного права: Гражданский процесс. Арбитражный процесс. Административное судопроизводство / С. Ф. Афанасьев, О. В. Баулин, И. Н. Лукьянова и др.; под ред. М. А. Фокиной. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Статут, 2019. 656 с.
- Кузбагаров А. Н. Осуществление правосудия по гражданским делам: научный и практический взгляд // Защита гражданских прав в условиях реформирования гражданского и гражданского процессуального законодательства: Сборник статей по материалам международной научно-практической конференции (Санкт-Петербург, 22 мая 2015 г.) / Под общ. ред. А. Н. Кузбагарова, К. Г. Сварчевского. СПб.: Петрополис, 2015. С. 130–139.
- Фурсов Д. А., Харламова И. В. Теория правосудия в кратком трехтомном изложении по гражданским делам. Т. 2: Гражданское судопроизводство как форма отправления правосудия. М.: Статут, 2009. С. 394.
