Свобода завещания закреплена в Гражданском кодексе Российской Федерации (часть третья) (далее — ГК РФ) как один из базовых принципов наследственного права и проявление частной автономии наследодателя. В статье 1119 ГК РФ законодательно допускается максимально широкое усмотрение гражданина при определении круга наследников, их долей и содержания иных распоряжений на случай смерти. Вместе с тем в самом тексте ГК РФ прямо закреплено, что указанная свобода не является абсолютной и ограничивается, в частности, правилами об обязательной доле в наследстве и нормами об отстранении недостойных наследников от наследования [1].

Социально‑экономическая трансформация, рост имущественного неравенства и усложнение семейных отношений обусловливают увеличение количества наследственных споров, в которых суды вынуждены разрешать конфликт между волей наследодателя и интересами лиц, объективно нуждающихся в особой защите. В этой связи особое значение приобретает позиция Верховного Суда Российской Федерации, формирующая стандарты применения статей 1119, 1149 и 1117 ГК РФ, а также доктринальная оценка пределов допустимого ограничения свободы завещания.

Е. В. Михайлова справедливо указывает, что обязательное нотариальное удостоверение завещаний и наличие института обязательной доли придают распоряжениям на случай смерти публично‑правовой элемент, поскольку через них реализуется охрана публичного интереса к защите социально уязвимых лиц и поддержанию законности и правопорядка в сфере наследования [4, с.27]. Это свидетельствует о необходимости переосмысления свободы завещания как комплексной категории, сочетающей частноправовую диспозитивность и публично обусловленные ограничения.

Системное толкование статей 1118 и 1119 ГК РФ позволяет рассматривать свободу завещания как правомочие по одностороннему распоряжению принадлежащим наследодателю имуществом на случай смерти, включающее выбор наследников, определение долей, лишение наследства по закону и установление завещательных отказов и возложений. Однако уже в общей части наследственного раздела ГК РФ закреплено, что данное распоряжение подчиняется действию императивных норм, направленных на защиту определенных категорий наследников, а также на исключение участия в наследовании лиц, злоупотребивших своими правами или совершивших противоправные действия в отношении наследодателя.

Таким образом, пределы свободы завещания задаются сочетанием двух блоков ограничений. Первый носит социально‑ориентированный характер и реализуется через право на обязательную долю в наследстве, закрепленное в статье 1149 ГК РФ. Второй имеет нравственно‑правовую природу и выражается в институте недостойных наследников, основанном на статье 1117 ГК РФ. Оба блока встраиваются в общую конструкцию наследственного правоотношения и должны применяться таким образом, чтобы не подменять собой частную волю наследодателя там, где это не диктуется императивными установками закона.

Обязательная доля как социальное ограничение свободы завещания

Статья 1149 ГК РФ предусматривает, что несовершеннолетние или нетрудоспособные дети наследодателя, его нетрудоспособные супруг и родители, а также нетрудоспособные иждивенцы, подлежащие призванию к наследованию по статьям 1148 и 1149 ГК РФ, наследуют независимо от содержания завещания не менее половины доли, которая причиталась бы каждому из них при наследовании по закону. Право на обязательную долю удовлетворяется прежде всего из незавещанной части наследственного имущества, а при ее недостаточности — за счет уменьшения прав наследников по завещанию.

М. В. Игнахина, анализируя обязательную долю как пример императивного регулирования наследственных отношений, подчеркивает, что формально фиксированные критерии призвания к обязательной доле нередко приводят к игнорированию реального имущественного положения как обязательных наследников, так и наследников по завещанию, что усиливает конфликт между социальными и частноправовыми началами [5, с.24]. Предлагаемая ею идея расширения диспозитивных начал, включая возможность в специально оговоренных законом ситуациях исключать выдел обязательной доли или заменять его альтернативными механизмами материальной поддержки, демонстрирует доктринальный поиск более гибкой модели ограничения свободы завещания.

Э. Ю. Бабенко, напротив, акцентирует внимание на гарантийной функции обязательной доли и рассматривает ее как инструмент охраны прав наиболее нуждающихся наследников, для которых наследственное имущество нередко выступает ключевым источником средств к существованию [6, с.341]. Такое понимание усиливает публично‑правовую составляющую рассматриваемого института и обосновывает сохранение жестких императивных рамок, внутри которых свобода завещания может быть реализована лишь постольку, поскольку она не подрывает минимальный уровень социальной защиты обязательных наследников.

Важное значение для понимания современного подхода Верховного Суда Российской Федерации к соотношению завещательной воли и императивных ограничений имеет Определение Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации от 06.08.2024 № 5-КГ24–82-К2. В этом деле Суд столкнулся с конкуренцией завещательных распоряжений и механизма наследственной трансмиссии. Наследодатель подназначил наследника на случай смерти основного наследника, предвосхищая риск неполучения им наследства. Нижестоящие суды фактически нивелировали это распоряжение, отдав приоритет общим положениям о трансмиссии и интересам наследников умершего наследника. Верховный Суд отменил судебные постановления, указав на обязательность учета подназначения и недопустимость подмены индивидуализированной воли завещателя абстрактными конструкциями общего наследственного режима [3].

Тем самым высшая судебная инстанция фактически подтвердила приоритет свободы завещания, ограничивая судебное усмотрение рамками лишь тех императивов, которые прямо вытекают из закона. Применительно к обязательной доле это означает, что снижение объема прав наследников по завещанию допустимо только в пользу строго определенного круга обязательных наследников и при соблюдении процедурных гарантий, но не в интересах иных лиц, апеллирующих к «справедливому» распределению наследства вопреки завещательной воле.

Институт недостойных наследников, закрепленный в статье 1117 ГК РФ, представляет собой особое ограничение свободы завещания, в рамках которого законодатель лишает наследственных прав лиц, совершивших умышленные противоправные действия против наследодателя, других наследников или последней воли наследодателя, а также злостно уклонявшихся от исполнения обязанностей по содержанию наследодателя. При этом часть 4 статьи 1117 ГК РФ прямо распространяет соответствующие последствия и на наследников, имеющих право на обязательную долю, что свидетельствует о безусловном приоритете нравственно‑правового начала перед социально ориентированными гарантиями.

Р. Ф. Пашаева в своей работе, посвященной гражданско‑правовым и уголовно‑правовым аспектам недостойных наследников, обращает внимание на то, что действующее регулирование не охватывает ряд форм социально порицаемого поведения, выражающегося в пассивности наследника, например в сознательном уклонении от заботы о тяжело больном наследодателе [7, с.392]. Предлагаемое расширение перечня оснований признания наследника недостойным за счет включения квалифицированного бездействия, по ее мнению, позволило бы более последовательно реализовать идею моральной ответственности наследника за предшествующее поведение.

Существенный вклад в формирование судебных стандартов применения статьи 1117 ГК РФ внесено Определение Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации от 26.09.2023 № 4-КГ23–53-К1. В этом деле истцы требовали признания ответчицы недостойным наследником, указывая, что она умышленно скрыла часть наследственного имущества от других наследников и нотариуса, в результате чего соответствующие денежные средства не были включены в наследственную массу. Суды нижестоящих инстанций заняли формальный подход, сосредоточившись на отдельных доказательствах и не исследовав в совокупности поведение ответчицы, ее осведомленность и последствия сокрытия имущества для реализации наследственных прав других лиц. Верховный Суд, направляя дело на новое рассмотрение, подчеркнул недопустимость формализма при оценке доказательств по делам о признании наследника недостойным, связав его с задачами гражданского судопроизводства и конституционной гарантией права на судебную защиту [2].

Данная позиция Высшего Суда демонстрирует стремление обеспечить реальное содержание института недостойных наследников, не допуская ни произвольного расширения его действия, ни фактического нивелирования в результате узко процессуального подхода. Тем самым Верховный Суд выстраивает подход, согласно которому свобода завещания подлежит ограничению не только при наличии формальных условий, закрепленных в статье 1117 ГК РФ, но и при доказанности злоупотребления в поведении, объективно подрывающего доверие к наследственным отношениям.

Проблемы и возможные направления развития регулирования

Анализ норм ГК РФ и судебной практики высших судебных инстанций позволяет выявить несколько ключевых проблем. Во‑первых, императивный характер права на обязательную долю при отсутствии учета реального имущественного положения всех участников наследственного правоотношения может приводить к несоразмерному ущемлению прав наследников по завещанию, особенно в ситуациях, когда обязательный наследник фактически обеспечен и не нуждается в дополнительной поддержке. Во‑вторых, критерии признания наследника недостойным, несмотря на свою формальную определенность, оставляют значительный простор для неоднородной оценки доказательств, что подтверждается необходимостью кассационного вмешательства Верховного Суда в деле № 4-КГ23–53-К1.

В этих условиях представляется оправданной доктринальная линия, ориентированная на уточнение императивных пределов свободы завещания за счет развития судебного усмотрения, основанного на оценке фактического положения обязательных наследников и действительного характера поведения потенциально недостойных наследников. При этом любые изменения законодательства должны сохранять ядро социальной функции обязательной доли и нравственно‑правовую направленность института недостойных наследников, не трансформируя их в инструменты перераспределения наследства по усмотрению суда вне связи с волей наследодателя.

Таким образом, свобода завещания в российском праве выступает не как абсолютная категория, а как сложный компромисс между частной автономией и публично значимыми ограничениями, направленными на защиту социально уязвимых и на исключение участия в наследовании лиц, злоупотребивших своим положением. Право на обязательную долю и институт недостойных наследников, будучи по своей природе различными, функционально работают в единой плоскости, задавая рамки реализации завещательной воли. Практика Верховного Суда Российской Федерации 2023–2025 годов показывает стремление обеспечить приоритет завещания там, где закон не предписывает иного, и одновременно строго реализовывать императивные ограничения в случаях, когда этого требует защита публичного интереса и прав других участников наследственных правоотношений. Такой подход представляется оправданным и может быть развернут через точечное совершенствование законодательства и углубление разъяснений Верховного Суда по вопросам применения статей 1117 и 1149 ГК РФ.

Литература:

1. Гражданский кодекс Российской Федерации (часть третья): федер. закон от 26 ноября 2001 г. № 146-ФЗ // Собрание законодательства Российской Федерации. — 2001. — № 49. — Ст. 4552.
2. Определение Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации от 26 сентября 2023 г. № 4-КГ23–53-К1 [Электронный ресурс] // Официальный сайт Верховного Суда Российской Федерации. — Режим доступа: https://vsrf.ru/lk/practice/stor_pdf/2293460 (дата обращения: 01.12.2025).
3. Определение Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации от 6 августа 2024 г. № 5-КГ24–82-К2 [Электронный ресурс] // Официальный сайт Верховного Суда Российской Федерации. — Режим доступа: https://vsrf.ru/lk/practice/stor_pdf/2393392 (дата обращения: 01.12.2025).
4. Михайлова, Е. В. Свобода завещания и публичный интерес: проблема соотношения / Е. В. Михайлова. — Текст: непосредственный // Наследственное право. — 2024. — № 4. — С. 26–29.
5. Игнахина, М. В. Обязательная доля в наследстве как пример императивного правового регулирования в наследственном праве / М. В. Игнахина. — Текст: непосредственный // Наследственное право. — 2024. — № 4. — С. 23–25.
6. Бабенко, Э. Ю. Право на обязательную долю в наследстве как гарантия охраны прав наиболее нуждающихся наследников / Э. Ю. Бабенко, М. С. Татаев. — Текст: непосредственный // Скиф. — 2023. — № 11 (87). — С. 340–344.
7. Пашаева, Р. Ф. Недостойные наследники: гражданско-правовые и уголовно-правовые аспекты / Р. Ф. Пашаева. — Текст: непосредственный // Молодой ученый. — 2024. — № 24 (523). — С. 391–393.