Молчание клиента представляет собой один из наиболее частых, однако парадоксальным образом, наименее изученных процессуальных элементов психотерапевтического взаимодействия. Неправильная интерпретация молчания и неадекватный выбор терапевтической стратегии нередко приводят к срыву терапевтического контакта и существенному снижению эффективности консультативного процесса.

Анализ научной литературы показывает, что существующие исследования, как правило, рассматривают молчание унифицированно, без достаточной дифференциации его типов и функций. В классическом психоанализе молчание традиционно понималось как проявление сопротивления, так З. Фрейд пишет о ситуациях, когда пациент заявляет, что ему «ничего не приходит в голову» [1] — это рассматривается как сопротивление свободным ассоциациям, тогда как гуманистический подход, в частности клиент-центрированная терапия К. Роджерса, создала теоретическую основу для понимания молчания как законной формы присутствия клиента в терапии, а не как патологии, требующей преодоления. Вместе с тем недостаточно разработанной остаётся проблема использования контрпереноса терапевта как диагностического инструмента для определения характера молчания.

Целью настоящего исследования является теоретическое обоснование типологии молчания клиента и разработка системы терапевтических интервенций, основанной на анализе контрпереноса в рамках гештальт-подхода.

Теоретические основания исследования

Методологическую базу исследования составляют ключевые концепции гештальт-подхода: теория поля, теория Self, теория цикла контакта и диалогический подход М. Бубера [2; 3].

Согласно теории поля, любой феномен — включая молчание — не может быть понят изолированно, вне контекста, в котором он возникает. Ж.-М. Робин подчёркивает: «Молчание никогда не принадлежит только клиенту — оно возникает в поле и является его функцией» [4, с. 203]. Это положение определяет понимание молчания как совместного феномена терапевтической диады, а не исключительно «проблемы» клиента.

Центральное место в понимании молчания занимает концепция прерываний контакта, описывающая способы, которыми организм прерывает естественный цикл удовлетворения потребности [2]. Применительно к феномену молчания наиболее релевантны следующие механизмы: ретрофлексия (разворот импульса на себя), дефлексия (снижение интенсивности контакта), конфлюэнция (размывание границ), молчание-интеграция (на стадии фулл-контакт по концепции П. Гудмана) и диссоциативный уход (травматическая защита).

Типология молчания клиента

На основании теоретического анализа была разработана дифференцированная типология молчания, связывающая феноменологию с механизмами прерывания контакта и типами личностной организации.

Молчание-ретрофлексия представляет собой разворот коммуникативного импульса на себя. Клиент удерживает слова, эмоции или действия, которые изначально были направлены вовне. Феноменологически это проявляется в напряжении мышц челюсти, шеи, плеч, сжатых губах, задержке дыхания. Такое молчание характерно для клиентов с невротической динамикой и часто возникает при приближении к выражению агрессии или критики.

Молчание-дефлексия характеризуется уходом из контакта, снижением интенсивности переживания. Клиент физически присутствует, но психологически «не здесь» — взгляд расфокусирован, поза расслаблена до «обмякания». Н. Мак-Вильямс отмечает, что шизоидные клиенты используют уход в молчание как способ сохранения целостности в ситуации интенсивного контакта [5, с. 234].

Молчание-конфлюэнция возникает, из-за затруднения в идентификации «своего ощущения» — того, что можно было бы выразить. Клиент может телесно проявляться — синхронностью поз и дыханием с терапевтом, отсутствием напряжения, расслабленной позой, «зеркальным» поведением, расфокусированный взгляд.

Молчание-интеграция представляет собой не прерывание контакта, а его особую форму — момент внутренней работы, ассимиляции нового опыта. Э. и М. Полстеры описывают такие паузы как «плодородное молчание» (fertile silence) [6]. Феноменологически оно характеризуется расслабленной позой, свободным дыханием, ощущением «присутствия» клиента.

Молчание-диссоциация представляет собой защитный уход из контакта вследствие активации травматических переживаний. Проявляется в остекленевшем взгляде, неподвижности, дезориентации. П. А. Левин описывает механизм диссоциативного «замирания» как эволюционно обусловленную реакцию на непереносимую угрозу [7].

Контрперенос как диагностический инструмент

Ключевым положением настоящего исследования является обоснование использования контрпереноса терапевта как надёжного диагностического инструмента для определения функции молчания.

В отличие от классического психоаналитического понимания контрпереноса как помехи, современный гештальт-подход рассматривает его как ценный источник информации о динамике поля. Г. Йонтеф подчёркивает, что контрперенос понимается расширительно — как, вся совокупность реакций терапевта на клиента, включая телесные ощущения, образы, импульсы к действию [8].

На основании анализа была установлена связь между типом контрпереносной реакции и функцией молчания:

При молчании-ретрофлексии терапевт ощущает нарастающее напряжение, желание «вытянуть» слова, фрустрацию, импульс к активным действиям.

При молчании-дефлексии терапевт ощущает, что не можете «достать» до клиента, установить настоящий, прямой контакт. Кажется, что между ним и клиентом незримая стена. Может ощущаться напряжение в теле, особенно в плечах, челюстях, руках, Дыхание становится прерывистым или задержанным.

При молчании-конфлюэнции, у терапевта возникает ощущение, что ничего не происходит, энергия сессии «застревает» или отсутствует. Пропадает профессиональный интерес и любопытство, наблюдается упадок сил, сонливость, мышечная слабость. Может быть трудно понять, где заканчиваются мои чувства и начинаются клиентские . Тело теряет чёткость контуров.

При молчании-интеграции терапевт ощущает спокойствие, наполненность, чувство близости без необходимости действовать.

При молчании-диссоциации терапевт ощущает тревогу, ощущение угрозы, собственное «замирание» или дезориентацию.

Методика рефлексивного самонаблюдения

Разработанная методика рефлексивного самонаблюдения за контрпереносом включает три последовательных этапа.

Этап 1. Феноменологическая фиксация. Терапевт направляет внимание на собственные телесные ощущения, эмоциональное состояние и когнитивные процессы без их интерпретации. Объектами наблюдения выступают: мышечное напряжение или расслабление, изменения дыхания, эмоции (тревога, скука, спокойствие), импульсы к действию.

Этап 2. Дифференциальная атрибуция. Терапевт соотносит зафиксированные переживания с типологией контрпереносных реакций. Различаются комплементарный контрперенос (переживание состояния, комплементарного состоянию клиента), конкордантный контрперенос (резонанс с подавленными переживаниями клиента) и проективная идентификация [5].

Этап 3. Формулирование диагностической гипотезы. На основе атрибуции контрпереносной реакции, терапевт формулирует рабочую гипотезу о функции молчания, которая верифицируется через сопоставление с феноменологией клиента и контекстом сессии.

Стратегии терапевтических интервенций

Установлено, что эффективная интервенция должна соответствовать выявленной функции молчания.

При молчании-ретрофлексии рекомендуются техники осознавания телесных проявлений (« Я замечаю напряжение в ваших плечах. Что происходит?» «Когда Вы об этом говорите, мои желваки сжимаются», «Я замечаю, что Ваши кулаки сжаты, попробуйте усилить движение» ).

При молчании-дефлексии приоритетны техники уважительного присутствия: терапевт остаётся в контакте, не форсируя его интенсивность, работает с границами, использует постепенное приближение через метафоры и опосредованный контакт. Основная техника «здесь и сейчас» ( «Сейчас, после моего вопроса, наступила тишина. Похоже, мой вопрос как будто «упёрся в стену». Вы это чувствуете?» «Вы только что откинулись назад и замолчали. Давайте останемся в этом жесте откидывания. Что он выражает?», «Что происходит между нами в эти моменты? Я становлюсь настойчивым, вы — ускользающим. Это знакомый для вас паттерн в отношениях?»)

При молчании-конфлюэнции, фокус терапевта направлен не на «разговор», а на помощь клиенту в обнаружении своих границ, потребностей и отдельности. Задача — мягко вывести его из состояния недифференцированности, не усиливая слияние давлением. ( «Я заметил, что в этой паузе моё собственное тело хочет обмякнуть/задремать. А что происходит с вашим телом прямо сейчас? «Почувствуйте, как ваши стопы касаются пола, как спина касается кресла. Где заканчивается ваше тело и начинается кресло?». «В этой тишине вам больше хочется, чтобы я что-то сказал, или чтобы мы просто побыли в ней?»)

При молчании-интеграции оптимальной стратегией является молчаливое присутствие терапевта, защита пространства тишины, минимальные отражения.

При молчании-диссоциации необходимы техники заземления и стабилизации: ориентация в реальности, работа с телесными опорами, восстановление чувства безопасности. («Правило 5–4–3–2–1», « Поставьте обе ноги на пол, почувствуйте спиной спинку кресла, положите ладони на бёдра. Скажите про себя: «Я здесь». ) Продолжение работы с травматическим материалом возможно только после восстановления контакта.

Заключение

Проведённое теоретическое исследование позволило обосновать понимание молчания клиента как многофункционального полевого феномена, требующего дифференцированного подхода.

Основные результаты исследования:

Разработана типология молчания, включающая пять основных типа (молчание-ретрофлексия, молчание-дефлексия, молчание-конфлюэнция, молчание-интеграция, молчание-диссоциация), соотнесённых с механизмами прерывания контакта и типами личностной организации.

Обоснована валидность использования контрпереноса терапевта как диагностического инструмента для определения функции молчания.

Разработана методика рефлексивного самонаблюдения, включающая три этапа: феноменологическую фиксацию, дифференциальную атрибуцию и формулирование диагностической гипотезы.

Сформулированы контекстуально-обусловленные стратегии терапевтических интервенций для каждого типа молчания.

Данный подход представляет собой интеграцию гештальт-теории с современными представлениями о типах личностной организации и концепциями травмы, что расширяет методологическую базу процессуальной диагностики в гештальт-терапии. Перспективным направлением дальнейших исследований является эмпирическая верификация предложенной типологии и стратегий на основе анализа терапевтических сессий.

Литература:

1. Фрейд З. Рекомендации врачу при психоаналитическом лечении // Фрейд З. Собрание сочинений в 10 томах. Том 11: Дополнительный. — М.: Фирма СТД, 2008.
2. Лебедева Н. М. Путешествие в Гештальт: теория и практика / Н. М. Лебедева, Е. А. Иванова. — Санкт-Петербург: Речь, 2005. — 560 с.
3. Бубер М. Я и Ты / М. Бубер; пер. с нем. — Москва: Высшая школа, 1993. — 175 с.
4. Робин Ж.-М. Гештальт-терапия / Ж.-М. Робин; пер. с фр. — Москва: Институт общегуманитарных исследований, 2007. — 64 с.
5. Мак-Вильямс Н. Психоаналитическая диагностика: понимание структуры личности в клиническом процессе / Н. Мак-Вильямс; пер. с англ. — Москва: Класс, 2001. — 480 с.
6. Полстер М., Полстер Э. Интегрированная гештальт-терапия: Контуры теории и практики / Пер. с англ. — М.: Независимая фирма «Класс», 1997. — 352 с.
7. Левин П. А. Пробуждение тигра: Исцеление травмы / Пер. с англ. — М.: АСТ, 2007. — 384 с.
8. Йонтеф Г. Осознавание, диалог и процесс: Очерки по гештальт-терапии / Пер. с англ. — М.: Независимая фирма «Класс», 2015. — 496 с.