В статье мы поставили задачу рассмотреть, какую интерпретацию получает тема искусства в романе Айрис Мердок «Черный принц». Также нас интересовало, каким образом Мердок объясняет, что такое искусство по Шекспиру, и с какими персонажами в романе связана данная проблема.

Ключевые слова:тема искусства, гамлетовский сюжет, Мердок, Черный принц, Гамлет, Брэдли Пирсон, художник-демиург, творец, писатель, произведение искусства, литература.

«Черный принц» Айрис Мердок (1973) — роман, в котором раскрываются тема подлинного искусства и тема художника-демиурга.

Со времен появления литературы поэты разрабатывали тему искусства в широком смысле слова. Каждый великий художник задавался вопросами: что есть искусство и кто есть демиург. Айрис Мердок создает уникальный роман, в котором герой — писатель Брэдли Пирсон — стремится ответить на эти вопросы, а его создатель Мердок дает ключ к ответам в шекспировском подтексте романа, связанном с трагедией «Гамлет».

Данная проблема до сих пор не был исследована в отечественном литературоведении, что определяет новизну и актуальность нашей статьи.

Главный герой романа Брэдли Пирсон — писатель, живущий в ожидании сотворения «величайшего произведения искусства». Он не занимается написанием «мелких» романов с целью приобретения популярности, как его друг Арнольд Баффин. При всей диаметральной противоположности позиций Пирсон называет Баффина своим «alter ego», «эманацией собственной личности» и «самым важным для себя человеком» [1].

Брэдли и Арнольд встретились тогда, когда Арнольд Баффин знаменитым писателем не являлся, Пирсон первым увидел талант Баффина и, направив его в творческое русло, помог начать писать. Вероятно, поэтому Арнольд Баффин так особенно дорог Пирсону, к своему «ученику» Брэдли относится трепетно, возможно, видя в нем некое в творческом плане продолжение себя.

Сопоставление персонажей наводит на мысль о двойничестве, только рассматриваемом через призму кривых зеркал. Арнольд Баффин пишет романы — один за другим — настолько часто и ловко, что они продаются с бешеной скоростью. Его дочь Джулиан говорит об отце: «Он живет в розовом тумане, а вокруг Иисус, и Мария, и Будда, и Шива, и Король-рыболов водят хороводы в современных костюмах» [1].

Чтобы понять, каким образом Брэдли Пирсон разграничивает «посредственные» романы и произведения искусства, а заодно ярче проследить антитезу творец — «называющий-себя-творцом», Пирсон — Баффин, стоит привести отрывок дискуссии Джулиан и Брэдли. На утверждение Пирсона: «ты воображаешь себя Гамлетом. Как все» [Мердок А. Черный принц. [1] — Джулиан отвечает:

«- Всегда, наверно, воображаешь себя главным героем.

— Для великих произведений это не обязательно. Разве ты отождествляешь себя с Макбетом или Лиром? <…> Дело в том, что Гамлет — это Шекспир.

— А Лир, и Макбет, и Отелло?!

— Не-Шекспир. <…> В посредственных произведениях главный герой — это всегда автор.

— Папа — герой всех своих романов.

— Поэтому и читатель склонен к отождествлению. Но если величайший гений позволяет себе стать героем одной из своих пьес, случайно ли это?» [1].

Таким образом, мечта Брэдли не просто создать величайшее произведение искусства, которое будет истинным, рожденным в творческих муках, но воплотить всего себя в этом творении, как Шекспир воплотил себя в трагедии и как он воплотил себя в самом Гамлете. Так, следуя зову сердца, Брэдли Пирсон в конце своей жизни воплотит себя в своем романе, в своей любви и, наконец, — в Джулиан.

Художник, как известно, бессмертен благодаря своим произведениям, и Брэдли-художник обрел свое бессмертие в Джулиан, в своей любви к ней:

«Книге предназначено было осуществиться ради Джулиан, а Джулиан должна была существовать ради книги. Не потому <…> что книга была схемой, которой Джулиан должна была дать жизнь, и не потому, что схемой была Джулиан, которую наполнить жизнью должна была книга. Просто Джулиан была — и есть — сама эта книга, рассказ о себе, о ней. Здесь ее обожествление, а заодно и бессмертие. Вот он, мой дар, вот оно, наконец, обладание. Мое навеки нерасторжимое объятие» [1.

То, ради чего жил Брэдли Пирсон, свершилось — книга написана. Это творение, рожденное в муках, было сопровождено настоящим катарсисом. Брэдли Пирсон трагически закончил свою жизнь, но эта трагедия и была его воплощением себя и своей любви, стала пирсоновской «риторикой».

Айрис Мердок устами Брэдли Пирсона говорит о связи автора и читателя, связь эта, разумеется, опосредована художественным произведением, которое создано творцом. Это творение посредством рецепции делает читателя вторым «автором» произведения. Пропуская текст через призму собственного сознания, читатель интерпретирует его в соответствии с собственным жизненным и читательским опытом, учитываются психологически аспекты восприятие и прочее. Об этих понятиях литературоведения Брэдли Пирсон рассуждает на примере трактовки Шекспира и Гамлета:

«Он [Гамлет. — Е.Ф.] — это грешное, страждущее, пустое человеческое сознание, опаленное лучом искусства, жертва живодера-бога, пляшущего танец творения. Крик боли приглушен, ведь он не предназначен для нашего слуха. <…> Шекспир здесь преобразует кризис своей личности в основную материю искусства. Он претворяет собственные навязчивые представления в общедоступную риторику, подвластную и языку младенца. Он разыгрывает перед нами очищение языка, но в то же время это шутка вроде фокуса, вроде большого каламбура, длинной, почти бессмысленной остроты. Шекспир кричит от боли, извивается, пляшет, хохочет и визжит — и нас заставляет хохотать и визжать — в нашем аду. Быть — значит представлять, играть. Мы — материал для бесчисленных персонажей искусства, и при этом мы — ничто. Единственное наше искупление в том, что речь — божественна» [1].

«Гамлет», по мысли Пирсона, воплощение Шекспира. Страдание, боль, которые он испытывает, — и есть муки творчества, муки рождения великого творения. Шекспир словно преобразует сам себя в язык «Гамлета», трагедия становится закодированной исповедью, шекспировская риторика — кодом. При этом читатель становится средством прочтения языка искусства, ибо читатель — «материал для бесчисленных персонажей искусства» [1], ведь искусство создается не только благодаря созданным художником мыслеобразам. Необходимо, чтобы эти мыслеобразы были интерпретированы читателем и желательно таким образом, каким символы задумал автор.

По мнению Брэдли Пирсона, Шекспир как никто олицетворяет риторику искусства, вся тайна священнодействия скрыта в его лучшем произведении — трагедии «Гамлет»: «Гамлет — это слова, и Шекспир — это слова» [1].

Литература:

1.                  Мердок А. Черный принц. [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://lib.ru/INPROZ/MERDOK/murdoch_black.txt.