Введение

Цель исследования заключается в выявлении национально-культурных особенностей интерпретации понятий «безопасность», «развитие», «традиции» и «духовность» в медиатекстах России и Узбекистана. В соответствии с целью поставлены задачи определить коннотативные различия употребления ключевых слов и проследить влияние ценностных ориентаций общества на формирование смыслового поля медиадискурса.

Методологическую основу составляют методы сопоставительного и контекстуального анализа, опирающиеся на выборку новостных материалов 2023–2024 годов из русско- и узбекскоязычных изданий. Рассматриваются лексические и семантические стратегии, отражающие процесс «глокализации» медиаязыка, когда заимствованная глобальная лексика адаптируется под местные культурные нормы.

Результаты исследования показывают, что в русскоязычном медиадискурсе преобладает риторика суверенитета и защиты традиционных ценностей, тогда как в узбекскоязычном — дискурс модернизации, открытости и национального самоопределения, концептуализированный через категории Ma’naviyat и Yangi O’zbekiston.

Основная часть

Современное информационное пространство представляет собой систему, характеризующуюся высокой степенью глобализационных процессов, что обусловливает существенные трансформации языковых средств массовой коммуникации. В рамках глобального медиадискурса наблюдается формирование общепринятой лексической базы, включающей универсальные политические, экономические и социокультурные понятия, такие как «демократия», «инновации», «безопасность», «устойчивое развитие». Вместе с тем, при интеграции указанных концептов в национальные медиасистемы происходит их семантическая модификация, обусловленная спецификой ценностных ориентаций, историческим опытом и актуальными геополитическими контекстами конкретного общества.

Анализ функционирования данных лексем в дискурсах русскоязычных и узбекскоязычных средств массовой информации позволяет идентифицировать особенности вербализации национальных моделей мира. Данная сравнительная перспектива выявляет не только общие черты, продиктованные общей исторической основой, но и существенные различия, обусловленные дивергенцией стратегий социально-политического и культурного развития, реализуемых на современном этапе в каждой из стран. Указанный подход подтверждает, что миграция глобальных концептов в национальные медиа-среды неизбежно сопровождается процессом локализации, результатом которого становятся вариативные смысловые интерпретации, фиксируемые на уровне медиатекста.

Теоретической базой исследования послужила концепция «ключевых слов текущего момента» (keywords of the moment; далее — КСТМ), разработанная в трудах А. Вежбицкой [3] и развитая в российской лингвистике А. Д. Шмелевым и Т. В. Шмелевой [8]. Под ключевыми словами понимаются лексемы, частотность и контекстуальная нагруженность которых делает их маркерами общественного сознания в конкретный исторический период. Материалом для анализа послужили публикации ведущих изданий: для русскоязычного сегмента — РИА Новости, Коммерсантъ, Российская газета [6]; для узбекскоязычного сегмента — Kun.uz, masmedia.uz, а также материалы Национального информационного агентства Узбекистана (UzA) [1] за период 2023–2024 гг.

Наиболее показательной для сопоставления выступает категория общественно-политической лексики, непосредственно связанной с проблематикой государственно-политического строительства. В российском медиадискурсе последних лет наблюдается выраженная семантическая и частотная доминанта лексемы «суверенитет», репрезентируемой в ряде вариативных сочетаний (технологический, культурный, государственный и др.). Употребление данного концепта преимущественно фиксируется в контекстах, акцентирующих мотивы защиты, противодействия внешнему воздействию и обеспечения самодостаточного развития государства [2].

Коллокации типа «защита суверенитета», «укрепление суверенитета», «суверенная экономика» формируют устойчивое смысловое поле, в котором суверенитет интерпретируется как ключевое условие политической и экономической автономии. Подобная конфигурация значений отражает закрепившуюся в публичном дискурсе ценностную установку на приоритет самостоятельности и позиционирование России в качестве независимого центра силы в мировой политической системе: «Россия и сегодня, как и в 1612 году, защищает свой суверенитет, продолжая традиции, которые позволили отстоять ей право на собственные корни и нравственные опоры, заявил президент РФ Владимир Путин» [6] и т. п.

В узбекскоязычном медиадискурсе функциональным коррелятом рассматриваемого российского концепта выступает лексема Mustaqillik («независимость»), однако ее семантическое наполнение демонстрирует иные акценты и прагматические функции. В отличие от российского публичного пространства, где ключевой является стратегия «защиты» суверенитета от внешнего давления, Mustaqillik репрезентируется как сакральная, аксиологически маркированная основа государственности, выступающая символическим фундаментом проекта Yangi O'zbekiston («Новый Узбекистан»). Примеры использования в узбекских СМИ:

1. O'zbekiston Mustaqilligi kuni muborak! («День независимости Узбекистана благословен!»);
2. в заголовках и слоганах центральные идеи переплетают экономическое и духовное значение независимости: Mustaqillik — barcha yutuq va marralarimiz poydevori, erkin hayotimiz kafolati, kelajakka ishonch bilan intilishimizni ta’minlaydigan buyuk ne’mat («Независимость — это основа всех наших достижений и успехов, гарантия свободной жизни и великое благо, обеспечивающее нашу устремлённость в будущее с уверенностью»; пер. авт.) [1].

Во втором значимом для сопоставительного анализа параметре рассматривается интерпретация КСТМ «безопасность» и «мир», задающих ценностно-смысловые координаты медиадискурса. В современном русском языке лексема «мир» функционирует в сложном семантическом окружении, нередко вступая в конкуренцию с такими ключевыми идеологемами, как «победа» и «безопасность», что приводит к перераспределению акцентов между идеей прекращения конфликта и идеей его «правильного» исхода: ««Тесно взаимодействуем в целях формирования на всём обширном евразийском пространстве атмосферы безопасности, доверия и мирного устройства», — сказал Путин в ходе государственного приема» [6]. В данном и подобных контекстах безопасность репрезентируется преимущественно как условие сохранения государственности и защиты от многообразных угроз.

В узбекоязычном медиапространстве центральным словом-концептом выступает Tinchlik («мир/спокойствие»), имеющее расширенное аксиологическое наполнение и выходящее за рамки простой оппозиции «война — ее отсутствие». Tinchlik осмысляется как базовая этнокультурная ценность, связанная с гармонией повседневной жизни и социальным порядком. Характерным проявлением является институционализация ранее бытовой формулы благопожелания Yurtimiz tinch, osmonimiz musaffo bo'lsin («пусть наша страна будет спокойной, а небо чистым»; пер. авт.), которая в современных медиатекстах функционирует как устойчивое клише официальной журналистики. Примеры использования:

1. «Как говорят в Узбекистане: тинчлик бор ерда — барака бор» («где есть мир — там есть благодать»; пер. авт.);
2. в официальных поздравлениях: Yurtimiz tinch, xalqimiz farovonligi yanada mustahkam va barqaror bo'lsin! («Пусть наша страна будет спокойной, благополучие нашего народа будет крепче и устойчивее!»; пер. авт.) [1].

Ценность Tinchlik в узбекских СМИ конструируется как высшее коллективное достижение, требующее постоянной охраны и поддержания, что эксплицируется в выражениях типа Tinchlikni asrash («беречь мир»). Подобная репрезентация отражает специфику социокультурной ментальности, в рамках которой приоритет отдается стабильности и спокойствию в пространстве mahalli (общины), тогда как радикальные политические трансформации воспринимаются как потенциально дестабилизирующий фактор.

Примеры контекстов:

1. в студенческих дискуссиях при просмотре социально ориентированных фильмов: Tinchlikni asrash — har bir insonnin burchi ekanini ta'kidladillar («Беречь мир — это долг каждого человека»; пер. авт.);
2. в официальном дискурсе органов власти: Biz avlodlar ota-bobolarimizga munosib bo'lib tinchlikni asrash, xalqimizning baxtli va farovon hayotini ta'minlashga («Мы должны быть достойны наших предков, храня мир, обеспечивая счастливую и процветающую жизнь нашего народа»; пер. авт.) [1].

На этом фоне становится очевидным различие дискурсивных установок: если в российском медиаполе категория безопасности тесно сопряжена с мобилизационными нарративами и обращением к историческому опыту, то в узбекском медийном дискурсе доминирует ориентация на сохранение мирного уклада и предотвращение любых форм социального потрясения.

В аксиологическом измерении медиадискурса особое значение приобретает блок, связанный с духовно-нравственной сферой. В российском информационном пространстве с 2022 года фиксируется и институционально закрепляется терминологема «традиционные ценности», получившая нормативную кодификацию и функционирующая в качестве ключевого идеологического ориентира: «Россия будет укреплять и продвигать традиционные семейные ценности, в том числе защищать институт брака как союза мужчины и женщины, следует из указа президента РФ Владимира Путина «Об утверждении основ государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей»» [6]. В медиатекстах она систематически репрезентируется как антитеза образу «западной вседозволенности», задавая оппозицию между собственным цивилизационным кодом и внешними ценностными моделями.

Содержательный состав данного кластера формируют такие концепты, как «семья», «вера», «служение Отечеству», а также сопряженные с ними представления о духовно-нравственном долге, исторической памяти и национальном единстве. Медиадискурс конструирует на этой основе устойчивую бинарную оппозицию «свои — чужие», в рамках которой «традиционные ценности» функционируют как маркер коллективной идентичности и критерий символического включения или исключения из национального сообщества.

В узбекоязычном медиадискурсе центральное место занимает специфический концепт Ma'naviyat (духовность), не имеющий исчерпывающего эквивалента в русском языке и выходящий за рамки обобщающего понятия «духовность». Он репрезентирует комплекс взаимосвязанных представлений, включающих этические нормы, систему воспитания, просветительские практики и формирование национального самосознания. В медиапространстве Узбекистана (в том числе на платформах UzA, Manaviyat.uz) данный термин используется преимущественно в контексте внутренней ценностной консолидации и воспитания молодежи (yoshlar tarbiyasi), а не как инструмент идеологической оппозиции Западу.

Примеры использования:

1. на портале Manaviyat.uz и в материалах Центра духовности и просвещения Национальной гвардии регулярно публикуются материалы вроде: Yoshlarning ma'naviy olamini boyitish orqali («Обогащение духовного мира молодежи»; пер. авт.);
2. в официальных документах воспитательного содержания используется устойчивое выражение ma'naviy-ma'rifiy ishlar («духовно-просветительские работы»; пер. авт.) [1].

Знаковым является устойчивое словосочетание Ma'naviy immunitet («духовный иммунитет»; пер. авт.), которым обозначается защищенность молодежи от «чуждых» идей не посредством жестких запретительных мер, а через повышение уровня просвещенности и критического мышления.

Примеры употребления:

1. в проекте, реализуемом Центром духовности и просвещения, используется выражение: Yoshlarning ma'naviy immuniteti mustahkam bo'lishi kerak («Духовный иммунитет молодежи должен быть крепким»; пер. авт.);
2. в докладах государственных деятелей подчеркивается, что asosiy maqsad — yoshlarda ilm-fan, fazo-farido va ma'naviy immunitetni shakllantirishdir («главная цель — формирование у молодежи науки, культуры и духовного иммунитета»; пер. авт.);
3. в программах Национальной гвардии часто встречается фраза: Chalkash ta'sirlardan ma'naviy immunitetni himoya qilish («Защита духовного иммунитета от деструктивных воздействий»; пер. авт.) [1].

Существенную роль в ценностной архитектуре узбекского медиадискурса играет и концепт Mahalla (махалля). В публикациях 2023–2024 гг. «махалля» позиционируется не только как низовая административно-территориальная единица, но и как ключевой институт гражданского общества, выполняющий функцию хранителя национального кода и посредника между государством и локальным сообществом.

Примеры контекстуализации:

1. в указе Президента Узбекистана от 21 декабря 2023 года подчеркивается, что Mahalla — davlat va xalq o'rtasidagi pul («Махалля — мост между государством и народом»; пер. авт.);
2. на портале Института махалли заявляется: Mahalla — milliy kodning saqlanuvchisi va milliy qadriyatlarning asosi («Махалля — хранитель национального кода и основа национальных ценностей»; пер. авт.);
3. в газетных материалах 2024 года приводится выражение: Har bir mahalla — o'z ichida jamiyat («Каждая махалля — общество само по себе»; пер. авт.) [9].

В российском медиапространстве структурно сопоставимые понятия (например, «община» или «двор») практически не функционируют в статусе самостоятельного субъекта политического действия, что подчеркивает типологическое различие моделей социальности, транслируемых через медиа.

Экономический сегмент медиадискурса также демонстрирует специфику доминирующих смысловых ориентиров. В российских средствах массовой информации ключевыми концептами выступают «импортозамещение», «санкции», «переориентация» (прежде всего на восточные рынки и партнеров), что свидетельствует о закреплении повестки адаптации к внешнему экономическому давлению и структурной перестройке хозяйственных связей. Эти лексемы формируют семантическое поле, в центре которого находятся стратегии компенсации утраченных возможностей и поиска новых направлений развития.

Дискурсивное оформление экономической тематики в российских медиа носит преимущественно адаптационный и мобилизационный характер: подчеркивается необходимость консолидации ресурсов, гибкости экономических акторов и готовности к длительному функционированию в условиях ограничений. Эмоционально-оценочная тональность таких текстов в целом характеризуется как сдержанно оптимистичная: фиксируется признание существующих трудностей при одновременном акцентировании мотивов их преодолимости, поиска внутренних резервов и перспектив постепенной стабилизации и роста: ««Ускорят программу импортозамещения», — сказал Мантуров, отвечая на вопрос как повлияют санкции США на деятельность «АвтоВАЗа»» [6].

В узбекскоязычном информационном пространстве экономический медианарратив формируется вокруг лексем Investitsiya (инвестиции), Turizm (туризм), которые задают ориентиры на модернизацию, открытость и интеграцию в глобальные рынки.

Примеры использования:

1. на форуме UzInvest в выступлениях государственных деятелей звучит: Oʻzbekiston katta hajmdagi investitsiyalar keltirishga tayyor («Узбекистан готов привлекать огромные объемы инвестиций»; пер. авт.);
2. газета «Газета.uz» публикует регулярные рубрики о туризме с заголовками типа: Turizm — davlatning taraqqiyotini tezlashtiruvchi kuch («Туризм — сила, ускоряющая развитие государства»; пер. авт.) [1].

В сфере гендерной проблематики медиадискурс также демонстрирует заметные расхождения. В глобальном информационном пространстве тема прав женщин занимает одно из центральных мест и рассматривается как ключевой компонент повестки прав человека и социального равенства. В российских средствах массовой информации гендерная тематика присутствует, однако нередко балансируется акцентом на демографическую политику и материнство, что, в частности, проявляется в актуализации инициатив, обозначаемых через формулы типа «Год семьи» и схожие рамки: «В рамках реализации Национальной стратегии действий в интересах женщин на 2017–2022 годы. уполномоченный по правам человека в Российской Федерации Татьяна Москалькова встретилась с экспертами Совета Европы по вопросам гендерного равенства и прав женщин, проводящими исследование на тему «Участие женщин России в процессе принятия решений в области политики и общественной жизни» [6].

В узбекскоязычных медиа последних лет фиксируется существенное усиление внимания к проблематике защиты прав женщин, что отражается в росте употребления выражений Xotin-qizlar huquqlari («права женщин»), Zo'ravonlikka qarshi («против насилия»). Данная динамика напрямую коррелирует с принятой в Узбекистане нормативно-правовой базой, направленной на криминализацию домашнего насилия и институционализацию механизмов защиты пострадавших. Примеры использования:

1. в Декрете Президента Республики Узбекистан от 2 сентября 2019 года «О мерах по кардинальному усилению защиты прав женщин и расширению их участия в общественно-политической жизни» фиксируется выражение: Xotin-qizlarning huquqlari, erkinliklari hamda qonuniy manfaatlari tazyiq va zo'ravonlikdan himoya qilinishini ta'minlash («Обеспечение защиты прав, свобод и законных интересов женщин от давления и насилия»; пер. авт.) [10];
2. на платформе Mass-media fondi в материалах о кампании против гендерного насилия встречается: Zo'ravonlikdan xoli bo'lish huquqi — insoniy huquqlarning asosi («Право на жизнь без насилия — основное право человека»; пер. авт.) [11].

Важным измерением сопоставительного анализа является исследование языковой игры и метафорической репрезентации социально значимых процессов. В российском медиадискурсе устойчиво доминируют милитарные метафорические модели, которые активно эксплуатируются и при описании экономической повестки: экономическая динамика концептуализируется как поле противостояния, борьбы и конфликта («битвы за урожай», «санкционная война», «атака на рубль» и т. п.). Подобная метафорика закрепляет представление о социально-экономической реальности как о пространстве перманентного кризиса, требующего мобилизации и готовности к «обороне» по различным направлениям [8].

В узбекскоязычных медиа, напротив, преимущественно актуализируются метафоры строительства, возделывания и садоводства, структурирующие образное поле созидания: типичными являются формулы, соотносящие социальные процессы с «возведением фундамента», «взращиванием поколения», «получением плодов независимости». Данная система когнитивных метафор ориентирует аудиторию на восприятие настоящего и будущего в категориях роста, накопления результатов и поступательного развития. Различие доминирующих метафорических моделей позволяет говорить о неодинаковой темпоральной перспективе медиадискурсов: российское «медиавремя» конструируется как время кризиса и борьбы, тогда как узбекское «медиавремя» репрезентируется преимущественно как время созидания, роста и укоренения достигнутых перемен.

Приведем конкретный пример анализа новостных заголовков, освещающих схожие события — международные саммиты. Заголовок в РИА Новости: «Путин призвал страны ШОС к созданию независимой финансовой системы для защиты от санкций» [6], где ключевыми становятся слова «независимой», «защиты», «санкций». Очевиден акцент на угрозе и контрмерах. Заголовок в Kun.uz: Shavkat Mirziyoyev SHHT sammitida mintaqaviy savdoni rivojlantirish va transport yo‘laklarini kengaytirishni taklif qildi («Шавкат Мирзиёев на саммите ШОС предложил развивать региональную торговлю и расширять транспортные коридоры»; пер. авт.) [12], где ключевые номинации savdo (торговля), rivojlantirish (развивать), kengaytirish (расширять). Здесь мы видим акцент на возможностях и логистике. Этот пример наглядно демонстрирует, как одно и то же событие фреймируется через разные ценностные установки: безопасность и суверенитет для России; прагматизм, торговля и открытость для Узбекистана.

Медиадискурс в современном обществе выступает высокочувствительным индикатором состояния коллективного сознания, отражающим доминирующие ценностные ориентации, представления о прошлом, настоящем и будущем. Сопоставительный анализ русскоязычного и узбекоязычного медиапространства демонстрирует, что при общей постсоветской исторической основе и географической близости обе страны конструируют принципиально различные модели медиальной реальности.

Российский медиадискурс на сегодняшнем этапе носит преимущественно центростремительный характер: он насыщен идеологемами, связанными с защитой суверенитета, сохранением традиционного уклада и консолидацией вокруг ценностей «своего» культурно-цивилизационного проекта.

Узбекский медиадискурс, напротив, тяготеет к центробежной, в значении открытой внешнему миру, модели: он акцентирует модернизацию, интеграцию в глобальные экономические и культурные процессы, при этом опираясь на специфические национальные концепты.

Учет выявленных лексических, дискурсивных и аксиологических особенностей представляется принципиально важным для организации результативного межкультурного диалога, разработки стратегий работы журналистов-международников и выстраивания дипломатической коммуникации. Корректное понимание того, какие концепты являются ключевыми в той или иной медиасистеме, позволяет минимизировать риск интерпретационных конфликтов и повышает эффективность коммуникации в многонациональном и полицентричном мире.

Литература:

1. Аналитический обзор материалов Национального информационного агентства Узбекистана. — Текст: электронный // UzA.uz: [сайт]. — URL: https://uza.uz/uz (дата обращения: 27.11.2024).
2. Барышева, С. Ф. Аксиология медиадискурса: ключевые концепты современности / С. Ф. Барышева. — Москва: Наука, 2022. — 250 с. — Текст: непосредственный.
3. Вежбицка, А. Понимание культур через посредство ключевых слов / А. Вежбицка. — Москва: Языки славянской культуры, 2001. — 288 с. — ISBN 5–7859–0169–2. — Текст: непосредственный.
4. Добросклонская, Т. Г. Медиалингвистика: системный подход к изучению языка СМИ / Т. Г. Добросклонская. — Москва: Флинта, 2020. — 264 с. — Текст: непосредственный.
5. Маманазаров, А. Б. Особенности политического дискурса в СМИ Узбекистана на этапе модернизации / А. Б. Маманазаров // Вестник НУУз. — 2023. — № 3. — С. 45–51. — Текст: непосредственный.
6. Мониторинг новостной повестки РИА Новости. — Текст: электронный // Ria.ru: [сайт]. — URL: https://ria.ru (дата обращения: 27.11.2024).
7. Саидов, А. Х. Новый Узбекистан: стратегия развития и национальная идентичность / А. Х. Саидов // Общественное мнение. Права человека. — Ташкент, 2023. — № 1. — С. 10–18. — Текст: непосредственный.
8. Шмелева, Т. В. Ключевые слова текущего момента: динамика и контекст / Т. В. Шмелева // Политическая лингвистика. — 2021. — № 4 (88). — С. 12–20. — Текст: электронный https://journals.uspu.ru/pl/2021/4 (дата обращения: 28.11.2024).
9. Якубова, Н. С. Лингвокультурный концепт «Махалля» в современной узбекской публицистике / Н. С. Якубова // Молодой ученый. — 2024. — № 2 (501). — С. 401–403. — Текст: электронный.
10. Ўзбекистон Республикаси Адлия вазирлиги қошидаги “Адолат” миллий ҳуқуқий ахборот маркази давлат муассасаси. Текст: электронный // lex.uz: [сайт]. — URL: https://lex.uz/docs/-4494849 (дата обращения: 27.11.2024).
11. Официальный Telegram-канал Общественного фонда поддержки и развития национальных СМИ. https://t.me/massmediauz/611?single
12. Официальный сайт kun uz. Текст: электронный // kun.uz: [сайт]. — URL: https://kun.uz/news/2020/11/10/shavkat-mirziyoyev-shhtda-savdo-iqtisodiy-aloqalar-va-sanoat-kooperatsiyasini-jonlantirish-boyicha-takliflar-bildirdi?q= %2Fnews %2F2020 %2F11 %2F10 %2Fshavkat-mirziyoyev-shhtda-savdo-iqtisodiy-aloqalar-va-sanoat-kooperatsiyasini-jonlantirish-boyicha-takliflar-bildirdi (дата обращения: 27.11.2024).