Введение

Государственная культурная политика России играет ключевую роль в сохранении национальной идентичности, духовно-нравственных ценностей и развитии человеческого потенциала [1, с. 241]. Однако, как отмечается в современной литературе, существуют значительные пробелы в системах измерения эффективности и инструментах стратегического планирования. Частые ревизии целевых метрик, отсутствие унифицированной методологии расчета и замена стратегических целей операционными индикаторами подрывают логику планирования и затрудняют анализ долгосрочных трендов [1, с. 242–243]. Кроме того, игнорирование принципов прозрачности, реалистичности и ресурсной обеспеченности, закрепленных в Федеральном законе № 172-ФЗ «О стратегическом планировании в Российской Федерации», приводит к несоответствию стратегий реальным возможностям системы публичного управления [2, с. 135–136].

Наконец, отсутствие механизмов мониторинга проблемных ситуаций в культурной сфере усиливает социокультурные угрозы национальной безопасности, включая конфликты, связанные с идентичностью и культурным суверенитетом [3, с. 20–21]. Целью настоящего исследования является разработка и обоснование интегрированной системы измерения эффективности, которая выравнивает национальные приоритеты с локальными реалиями, заполняя указанный пробел. Задачи включают анализ релевантной литературы, синтез ключевых идей и предложение практических рекомендаций.

Обзор литературы

Анализ ключевых работ показывает системные проблемы в целеполагании и измерении эффективности культурной политики. Д. Е. Коновалов [1] проводит детальный обзор эволюции показателей посещаемости учреждений культуры за период 2005–2025 гг., выделяя три группы метрик: физические посещения, посещения мероприятий и обращения к цифровым ресурсам. Автор подчеркивает, что частые изменения формулировок и целевых значений (например, от роста на 10 % в 2007–2012 гг. до 299,44 % в 2019–2030 гг.) нарушают логику стратегического планирования [1, с. 245–248]. Завышенные цели приводят к недостижению результатов, а отсутствие единой методологии расчета искажает приоритеты, формализуя оценку эффективности [1, с. 250–251]. Это подтверждает необходимость унифицированных рамок, учитывающих как количественные, так и качественные аспекты.

О. В. Глушакова [2] фокусируется на Стратегии государственной культурной политики до 2030 г., оценивая ее соответствие принципам Федерального закона № 172-ФЗ. Автор выявляет несоответствия в многоканальном финансировании: налоговые преференции и маркированные налоги противоречат бюджетному законодательству, а фонды целевого капитала имеют ментальные ограничения [2, с. 137–139]. Эволюция стратегического планирования в России остается на втором этапе (стратегическое планирование), без перехода к управлению в реальном времени [2, с. 134]. Целевые показатели стратегии (например, доля расходов на культуру в ВВП до 1,4 %) не имеют плановых значений по этапам, что затрудняет контроль [2, с. 141–142]. Это подчеркивает пробел в прозрачности и измеримости.

П. А. Шашкин, А. Б. Рудаков и С. Г. Волобуев [3] предлагают мониторинг проблемных ситуаций как инструмент противодействия социокультурным угрозам. Авторы определяют «общероссийскую культурную идентичность» как сопричастность к наследию многонационального народа и классифицируют конфликты по степени опасности: от противоправных посягательств (10 баллов) до споров интерпретаций (3 балла) [3, с. 23–24]. Мониторинг интегрирует оценку эффективности органов власти, способствуя объективному анализу защищенности культурного суверенитета [3, с. 24]. Это дополняет подходы Коновалова и Глушаковой, вводя качественный аспект мониторинга угроз.

Синтез указанных работ выявляет общий пробел: отсутствие интегрированной системы, сочетающей эволюцию метрик, принципы планирования и мониторинг угроз. Предлагаемая рамка заполняет его, выравнивая национальные и локальные уровни.

Методы

Методология основана на институциональном подходе, предполагающем анализ «правил игры» в культурной политике [2, с. 133]. Применены методы содержательного анализа документов стратегического планирования, синтеза идей из трех источников, а также сравнения эволюционных этапов стратегического управления [2, с. 134]. Реконструированы плановые и фактические значения показателей [1, с. 245], классифицированы конфликты [3, с. 23] и оценены принципы [2, с. 135]. Предложенная система тестируется на соответствие критериям измеримости и реалистичности.

Результаты

Предлагаемая система измерения эффективности включает три компонента:

1. унифицированные метрики посещаемости и доступа;
2. мониторинг проблемных ситуаций;
3. финансовые инструменты с учетом принципов.

Во-первых, для устранения частых изменений метрик [1, с. 242] предлагается унифицированная методология: комбинированный индекс (КИЭ), включающий физические посещения (ФП), мероприятия (М) и цифровые обращения (ЦО). Формула: КИЭ = 0,4 × ФП + 0,3 × М + 0,3 × ЦО, с ежегодной корректировкой на инфляцию и демографию. Целевые значения: рост на 10–15 % ежегодно до 2030 г., с базой 2019 г. (1,78 млрд ФП [1, с. 246]). Это обеспечивает измеримость и реалистичность, выравнивая национальные цели с локальными (региональные коэффициенты на основе WGI [2, с. 136]).

Во-вторых, интегрируя мониторинг [3, с. 24], вводится балльная шкала конфликтов: 10 баллов за противоправные посягательства, 6 — за ошибочные решения, 3 — за споры. Суммарный балл по регионам: цель — снижение на 20 % к 2030 г. от базы 2025 г. Это дополняет метрики Коновалова, добавляя качественный аспект угроз идентичности [3, с. 20].

В-третьих, для многоканального финансирования [2, с. 137] предлагается корректировка: налоговые преференции (льготы по НДС для спонсоров до 5 %), маркированные налоги (акцизы на развлечения, 1 % в эндаумент-фонды) с поправками в БК РФ. Доля внебюджетных средств: цель — 30 % к 2030 г. от 10 % в 2020 г. [2, с. 140]. Это выравнивает национальные приоритеты (нацпроект «Культура») с локальными реалиями (региональные фонды).

Система обеспечивает прозрачность через ежегодный отчет Росстата и Минкультуры, с контролем по CAP-анализу [2, с. 141].

Заключение

Предложенная система заполняет пробел, интегрируя эволюцию метрик [1], принципы планирования [2] и мониторинг угроз [3]. Она повышает эффективность управления, выравнивая национальные приоритеты с локальными. Дальнейшие исследования: эмпирическое тестирование в регионах.

Литература:

1. Коновалов, Д. Е. (2025). Целеполагание и результативность государственной культурной политики России. AlterEconomics, 22(2), 240–258.
2. Глушакова, О. В. (2022). О содержании Стратегии государственной культурной политики до 2030 г. и возможности ее реализации. Вестник Кемеровского государственного университета. Серия: Политические, социологические и экономические науки, 7(2), 133–144.
3. Шашкин, П. А., Рудаков, А. Б., Волобуев, С. Г. (2023). Мониторинг проблемных ситуаций в сфере культуры как управленческий механизм противодействия социокультурным угрозам российскому обществу и государству. Гуманитарные науки. Вестник Финансового университета, 13(2), 19–25.