Грань между свободным выражением мнения и уголовно наказуемым деянием в сети Интернет сегодня как никогда размыта. С одной стороны, технологические возможности для выражения мнения стали безграничными, с другой — правовые границы этого выражения оказались более жёсткими и сложными, чем в офлайн-среде. Пользователь воспринимает виртуальное пространство как зону сниженной ответственности, скрываясь за маской анонимности, часто не осознаёт, что одно его действие — будь то репост, лайк или неосторожно отправленное эмодзи — может быть расценено правоприменителем как осознанное публичное высказывание, обращённое к неопределённому кругу лиц.
Особенно важной задачей для уголовного права является противодействие не случайным и единоразовым, а целенаправленным и злонамеренным атакам в виртуальной среде, когда субъект сознательно выходит в сеть, намеренно использует все возможности для оскорблений, взращивания ненависти, вражды и даже для публичных оправданий и поддержки экстремизма и терроризма.
Современное правоприменение формирует различные подходы к оценке основных типов цифровых действий: комментария, репоста, лайка и использования эмодзи.
В отличие от репоста и лайка, которые могут считаться опосредованными формами выражения мнения, комментарий представляет собой авторский текст, который создаётся пользователем и напрямую отражает его субъективное мнение, позицию. С точки зрения закона, комментарий, размещённый в информационно-телекоммуникационной сети Интернет, подпадает под определение «публичного высказывания» или публичного призыва», если он доступен для ознакомления неопределённому кругу лиц.
Репост в правовом поле трактуется как активное действие по распространению информации и приравнивается к полноценной публикации, то есть пользователь, делая контент доступным для своей аудитории, должен нести ответственность за его содержание, как если бы он был первоначальным автором такой информации. Однако, Пленум Верховного Суда РФ прямо указывает в своём постановлении на то, что в преступлениях экстремистской направленности необходимо учитывать не только сам факт размещения такой информации, но и иные сведение, указывающие на общественную опасность деяния, в том числе на направленность умысла, мотив совершения соответствующих действий [1].
Такая логика должна иметь место независимо от численности аудитории, которая увидит репост, а также от наличия или отсутствия сопровождающего комментария, выражающее личное отношение. Данный подход основывается на логике, что репост — это сознательный акт волеизъявления, делающий информацию публичной.
Очевидно, что в таких ситуациях необходим комплексный анализ социальной сети такого пользователя, поиск иных данных, которые прямо или косвенно будут указывать на его противоправный умысел (сохранённые изображения, видеоматериалы, отметки «Нравится», другие репосты, «друзья» и подписчики, находящиеся в той или иной социальной сети, разделяющие противоправные взгляды автора).
Лайк (отметка «Нравится») занимает промежуточную позицию. Формально он редко становится самостоятельным основанием для возбуждения дела. Однако на практике лайк может расцениваться как выражение одобрения, поддержки или солидарности с контентом. В системе доказательств он выполняет роль косвенного доказательства, формирующего общую картину взглядов, убеждений и намерений пользователя. Например, лайк под записью, содержащей оправдание теракта или одобрение действий лица, обвиняемого в подготовке террористического акта, может быть использован следствием для подтверждения наличия умысла на оправдание терроризма.
Наиболее сложным с точки зрения юридической квалификации является использование эмодзи — графических символов. Будучи многозначными символами, эмодзи сами по себе не образуют самостоятельного состава преступления или правонарушения из-за высокой степени субъективности интерпретации. Тем не менее, в конкретном коммуникативном контексте они способны кардинально менять смысл сообщения, усиливая его провокационный, оскорбительный или одобрительный характер.
Использование эмодзи в судебной практике сопряжено с рядом сложностей [2]:
- субъективность интерпретации, которая заключается в том, что универсального подхода к толкованию того или иного эмодзи не существует. Суды вынуждены каждый раз анализировать контекст переписки, социальные особенности её участников, их взаимоотношения и субъективное отношение к сообщаемому. Хотя возможно назначение лингвистической экспертизы для анализа переписки с использованием эмодзи, на практике суды чаще самостоятельно трактуют эмодзи, полагаясь на собственное понимание.
- Культурные и контекстуальные различия. Значение одного и того же эмодзи может меняться в разных культурных средах. Например, в Италии характерный жест, когда пальцы собраны вместе в форме «тюльпана», служит вопросом «что ты хочешь?» или «ну?!», а в Индии этот же символ означает «ты не голоден?» [3]. Даже внутри одной культуры смысл эмодзи меняется вместе с развитием интернет-коммуникации, что создаёт дополнительную неопределенность.
- Проблемы платформенного отображения. Внешний вид эмодзи может различаться в зависимости от операционной системы или мессенджера, что существенно влияет на субъективное восприятие.
По мнению Багандовой Л. З., использование в комментариях в сети или групповых чатах только определённых эмодзи самих по себе без текстового сопровождения до или после высказываний не может расцениваться как призыв к совершению противоправных действий [4]. Высказывания должны быть конкретными и направленными, а из содержания эмодзи-переписки невозможно сделать вывод об однозначности намерений автора сообщений или комментариев. При этом использование эмодзи в публичных чатах или группах позволит правоприменительным органам определить отношение лица к происходящему, тем самым установить умысел на совершение преступления.
Следовательно, правовая оценка эмодзи должна быть связана с проведением лингвистической экспертизы, которая поможет изучить эмодзи в совокупности с текстом, историей переписки и коммуникативными нормами конкретной среды. В делах, связанных с оправданием терроризма и экстремизмом, её заключение должно быть доказательством, от которого зависит квалификация деяния. Экспертиза решает две главные задачи.
Во-первых, она определяет, содержит ли высказывание, включая его невербальные элементы в виде эмодзи, признаки противоправности, что включает в себя анализ на наличие одобрения или призывов к осуществлению террористической или экстремисткой деятельности, утверждений, признающих идеологию терроризма правильной и нуждающейся в поддержке (оправдание), либо материалов, направленных на формирование убеждённости в её привлекательности (пропаганда), а также на наличие возбуждения вражды и ненависти, унижений или оскорблений.
Во-вторых, экспертиза исследует коммуникативные характеристики высказывания для установления его публичного характера и выявления субъективного умысла автора. Также, устанавливается, было ли сообщение обращено к неопределённому кругу лиц (например, размещено в открытом аккаунте или группе, чате), анализируется стилистика, цели и мотивы высказывания. Именно через призму заключения эксперта-лингвиста оценивается реплика, ироничный комментарий или многозначный эмодзи как осознанное публичное деяние.
Необходимо обратить внимание на то, как некоторые суды оценивают и трактуют эмодзи в уголовных, административных и даже гражданских делах.
В судебной практике по административным делам есть случай, когда женщина была оштрафована на пять тысяч рублей за использование в чате по отношению к другому лицу слова «хабалка» и эмодзи в виде клоуна. Советский районный суд счёл, что данный комментарий противоречит общепринятым нормам морали и нравственности [5].
Однако в похожем деле, судебная коллегия по гражданским делам Красноярского краевого суда в своём апелляционном постановлении указала по результатам лингвистической экспертизы, что для квалификации оскорбления необходимо, чтобы отрицательная оценка личности была выражена именно в неприличной форме — то есть открыто циничной и противоречащей общечеловеческой морали и принятым нормам общения [6]. При этом, одного лишь субъективного восприятия высказываний как оскорбительных потерпевшим недостаточно для наличия состава правонарушения.
В качестве ещё одного показательного случая субъективного толкования эмодзи судом по уголовному делу можно привести в пример приговор Ленинского районного суда г. Перми. Директор юридического агентства и заместитель начальника региональной налоговой службы были осуждены за мошенничество по ст. 159 УК РФ, вступив в сговор с целью получения взятки у генерального директора одной из компаний. Схема заключалась в следующем: после выявления налоговой инспекцией нарушений в деятельности фирмы, осуждённые предложили её руководителю за взятку, в передаче которой они выступали бы якобы посредниками, гарантировать прекращение проверки и отсутствие ответственности за выявленные нарушения. При этом передавать деньги в ведомство они не планировали, намереваясь присвоить их и поделить между собой. Когда потерпевший узнал о сговоре, он обратился в ФСБ, после чего мошенницы были задержаны. В ходе судебного разбирательства в качестве доказательства была приобщена переписка директора юридического агентства и потерпевшего, в которой фигурировал эмодзи в виде денежного мешка. Суд истолковал этот символ как прямой сигнал потерпевшему подготовить требуемую сумму денег [7].
В гражданских делах также возникают вопросы, касающиеся трактовки эмодзи. Пятнадцатый арбитражный апелляционный суд в своём постановлении высказал позицию о том, что «эмодзи одобрения в обычно принятом и распространённом понимании при общении посредством электронной переписки означает «хорошо» [8].
В другом случае Второй арбитражный суд не признал эмодзи «большой палец вверх» юридически значимым действием, пояснив, что такой ответ покупателя на фотографию поставщика нельзя признать сложившейся между сторонами договора практикой уведомления о готовности товара к отгрузке [9].
Исходя из всего вышесказанного, можно прийти к выводам о том, что степень правового риска различных цифровых действий неодинакова:
— репост несёт максимальные правовые риски, поскольку трактуется как акт распространения информации, равнозначный первоначальной публикации;
— лайк занимает промежуточное положение, выступая как косвенное доказательство, подтверждающее умысел и согласие пользователя с содержанием запрещённого материала;
— эмодзи представляют собой наиболее сложный объект для квалификации из-за многозначности, трудностей в трактовке. Их правовая оценка чаще всего невозможна без анализа конкретного коммуникативного контекста при помощи лингвистической экспертизы.
Таким образом, правовые границы выражения мнения в цифровой среде определяются не типом действия, а его смысловым наполнением, коммуникативной целью и умыслом в рамках конкретного состава преступления или правонарушения.
Литература:
- Постановление Пленума Верховного Суда РФ «О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности» от 28.06.2011 № 11 // СПС КонсультантПлюс. — с изм. и допол. в ред. от 28.10.2021.
- Эмодзи в суде: плюсы, минусы и примеры из практики // Право ру URL: https://pravo.ru/story/242042/ (дата обращения: 05.12.2025).
- Эмодзи как доказательство в суде // Институт судебных экспертиз и криминалистики URL: https://ceur.ru/library/articles/jekspertiza/item362862/ (дата обращения: 06.12.2025).
- Багандова Л. З. Публичные призывы к развязыванию агрессивной войны как состав преступления по российскому законодательству: дискуссионные аспекты / Полицейская и следственная деятельность. 2025. № 2.
- Решение Советского районного суда г. Красноярска от 17.06.2025 по делу № 12–738/2025 // СПС Гарант.
- Апелляционное определение судебной коллегии по гражданским делам Красноярского краевого суда от 24.01.2024 по делу № 33–162/2024 // СПС Гарант.
- Приговор Ленинского районного суда г. Перми от 07.07.2019 по делу № 1–144/2019 // Интернет-ресурс Судебные и нормативные акты РФ (СудАкт).
- Постановление Пятнадцатого арбитражного апелляционного суда от 29.06.2023 № 15АП-8889/202 по делу № А32–36944/2022 // Интернет-ресурс Судебные и нормативные акты РФ (СудАкт).
- Постановление Второго арбитражного апелляционного суда от 30.10.2023 N 02АП-5712/2023 по делу № А28–2634/2023 // Интернет-ресурс Судебные и нормативные акты РФ (СудАкт).

