Несмотря на наличие обширного законодательства, практическое применение экологических норм в Арктике сталкивается с серьезными проблемами. Выявляется разрыв между декларируемыми целями охраны природы и реальными результатами на местах.

Одной из ключевых проблем является то, что стратегические документы провозглашают высокие экологические цели, но не обеспечены действенными инструментами. Так, современные государственные программы по развитию Арктики прямо не предусматривают создание специального экологического режима или достаточных мер по защите природы [1]. В результате экологические требования остаются во многом на бумаге, а реальные проекты реализуются без надлежащего экологического сопровождения.

Далее это конфликт интересов: промышленное освоение против сохранения природы. Арктика одновременно рассматривается и как кладовая ресурсов для экономики, и как уникальная экосистема, требующая бережного отношения. На практике приоритет часто получают сырьевые мега проекты (нефтегазовые месторождения, инфраструктура Севморпути) в ущерб природоохранным ограничениям. Активное освоение арктических территорий уже привело к снижению устойчивости экосистем — отмечается деградация тундры вокруг промышленных зон, сокращение популяций ряда редких видов. Государственная политика находится под влиянием крупных компаний, заинтересованных в упрощении экологических процедур. Это порождает системный конфликт: выполнение планов по добыче и перевозке ресурсов часто противоречит целям сохранения природных комплексов. В правоприменении это выражается в смягчении экологических требований для «приоритетных» проектов, переносе сроков выполнения природоохранных мер и т. д. Разрешение данного противоречия требует баланса интересов, возможно, через улучшение экологической экспертизы проектов и внедрение новейших экологически чистых технологий.

Следующая проблема заключается в эффективном применении законов, которое затруднено нехваткой объективной информации. В Арктике до сих пор нет сплошного мониторингового покрытия: многие отдаленные районы не охвачены регулярными наблюдениями. До недавнего времени отсутствовал даже мониторинг состояния вечной мерзлоты — ключевого фактора безопасности инфраструктуры. Только после ЧС в Норильске 2020 г. начато создание государственной системы наблюдения за мерзлотой [2]. Аналогично, данные о загрязнении арктических морей, о миграции животных, о накопленном экологическом ущербе носят фрагментарный характер [3]. Отсутствие системных данных приводит к тому, что оценка воздействия проектов основывается на устаревшей или неполной информации. Например, при планировании нефтеразработок не учитывались в полной мере изменения миграционных путей морских млекопитающих из-за потепления. Для преодоления этой проблемы требуются инвестиции в научные исследования и мониторинг — без этого правоприменение носит реактивный характер (реагирование на аварии вместо профилактики).

Что касается ограниченность контроля и надзора в удалённых регионах, то реализовать требования законов на бескрайних просторах Арктики сложно из-за географических и логистических факторов. Многочисленные нарушения остаются не выявленными или не пресекаются своевременно. Проверки Росприроднадзора проводятся эпизодически, часто post factum. Например, экологическая катастрофа в Норильске (разлив >20 тыс. тонн топлива в 2020 г.) выявила, что должного инспектирования состояния резервуаров и грунтов не было — резервуар разрушился из-за просадки фундамента на талой мерзлоте [4]. Аналогично, разлитые нефтепродукты на тундровых месторождениях зачастую фиксируются со значительным опозданием, когда ущерб уже причинён. Административный ресурс региональных природоохранных органов ограничен: не хватает инспекторов, техники, средств связи. Судебный контроль также затруднён — подача исков в отношении нарушителей осложнена сбором доказательств в отдалении, привлечением экспертов и выполнением решений (например, заставить ликвидировать разлив в тундре). Решение указанной проблемы видится в развитии дистанционного контроля — со спутников и усилении присутствия государства в Арктике (эко-инспекции, опорные базы надзора).

Оценка воздействия на окружающую среду (ОВОС) в Арктике осложнена рядом факторов. Во-первых, краткий вегетационный период и труднодоступность мешают провести полноценные полевые исследования — специалисты просто не успевают собрать данные о редких видах или сезонных явлениях. Во-вторых, общественные обсуждения проектов с местным населением часто носят формальный характер: добраться до отдаленных поселков трудно, а Интернет-связь слабая, что ограничивает участие общин в слушаниях. В-третьих, действующее законодательство оценивает воздействие каждого проекта по отдельности, не требуя анализа кумулятивного эффекта нескольких проектов.

Правоприменители сталкиваются с ситуацией, когда каждый проект по документам «экологически приемлем», но совокупно окружающая среда деградирует. Это противоречие частично признано — стратегия экологической безопасности РФ нацеливает на использование программно-стратегической оценки для макрорегионов. Однако на практике методики стратегической экологической оценки пока не закреплены на уровне закона. В результате процедуру ОВОС в Арктике называют малоэффективной: она редко приводит к отказу в реализации проектов, скорее ограничивается формулированием стандартных мер смягчения последствий. Решение проблемы видят в обновлении нормативной базы ОВОС — введении требований учитывать климатические изменения, межграничные эффекты, обязательном учёте мнения коренных народов и проведении повторной экспертизы на этапе эксплуатации проектов.

Институт юридической ответственности в арктических условиях работает недостаточно эффективно, во многом это связано со сложностью доказывания ущерба и причинно-следственных связей в экстремальной среде. Последствия нарушений могут проявляться спустя долгое время или на большой территории, что затрудняет сбор доказательств для суда. Часто ущерб экосистеме носит необратимый характер, а денежные штрафы, даже крупные, не компенсируют потерю (как отмечают специалисты, «выявленный ущерб — лишь верхушка айсберга») [5]. Прецедентом стал иск Росприроднадзора к «Норникелю» на рекордную сумму ~148 млрд руб за разлив в Норильске — компании был предъявлен счёт за восстановление природы [6].

Всё это формирует у природопользователей чувство безнаказанности. Кроме того, взысканные средства не всегда направляются на реальную ликвидацию ущерба — отсутствуют прозрачные механизмы восстановления арктических экосистем за счёт виновников. Эксперты предлагают создать специальные фонды возмещения ущерба и ужесточить санкции для нарушителей в Арктике.

Таким образом, правоприменительная практика показывает ряд острых проблем — от декларативности стратегий до трудностей контроля и пробелов ответственности. Решение выявленных противоречий — залог сохранения хрупкой арктической среды для будущих поколений при разумном использовании богатств региона.

Литература:

1. Доронина А. К. Вопросы охраны окружающей среды Арктики в стратегических актах прибрежных арктических государств // Российский юридический журнал. 2020. № 5. С. 199–209;
2. Глава Востокгосплана рассказал о задачах мониторинга вечной мерзлоты // Nangs.org. URL: https://nangs.org/news/ecology/glava-vostokgosplana-rasskazal-o-zadachakh-monitoringa-vechnoj-merzloty (дата обращения: 01.12.2025);
3. Папков С. С. Правовая охрана вод при морской добыче нефти в полярных условиях (опыт Норвегии и России) // Журнал зарубежного законодательства и сравнительного правоведения. 2024. № 3. С. 90–102;
4. «Норникелю» отлился разлив // Коммерсантъ. URL: https://www.kommersant.ru/doc/4680924 (дата обращения: 01.12.2025);
5. Боголюбов С. А., Краснова И. О. Право и спасение природы российской Арктики // Актуальные проблемы российского права. 2018. № 6. С. 178–190;
6. Росприроднадзор обосновал оценку ущерба при разливе топлива // РБК. URL: https://www.rbc.ru/business/02/10/2020/5f748a779a79478068822a48 (дата обращения: 01.12.2025).