Целью данной статьи является исследование роли жриц-мико в истории Японии.

Задачи:

1. Анализ статуса жриц-мико в период Хэйан.
2. Анализ статуса жриц-мико в период Эдо.
3. Анализ статуса жриц-мико в период Мэйдзи.

Основная часть

Древнейшие пласты японской религиозности демонстрируют не просто присутствие, а доминирование женщин в сфере сакрального. Архаичный шаманизм, предшествовавший формализации синто, был по сути женским феноменом. Это определялось самой природой их связи с ками: способность к «камигакари» (神懸かり — нисхождению/вселению божества) рассматривалась как врождённый женский дар, связанный с жизненной силой, плодородием и интуитивным знанием [1, c. 150]. Мико не были просто служительницами культа; они были живыми проводницами божественной воли, чей трансцендентный опыт лежал в основе общинного благополучия.

Эта гегемония имела глубокие социокультурные корни. Так, например, Бекер акцентирует связь ранних мико с культом Аматэрасу — солнечного божества, чьим земным воплощением выступала верховная жрица [2, c. 83]. Этот символизм не случаен: солнце как источник жизни ассоциировалось с творящим женским началом. Функции мико, а именно прорицание, целительство, обеспечение урожая, общение с предками, охватывали все ключевые аспекты существования общины, делая их незаменимыми фигурами. В системе народных верований (民俗信仰 — минзоку синко) мужские ритуалы часто ограничивались воинской или охотничьей сферой, тогда как жизнеобеспечивающие практики находились в ведении женщин. Таким образом, сакральный авторитет мико был не привилегией, а отражением их фундаментальной роли в поддержании космического и социального порядка.

Однако появление и стремительное возвышение онмёдо в периоды Нара и Хэйан [3, c. 3] стало не просто конкуренцией религиозных систем, а инструментом последовательного перераспределения религиозной власти по гендерному признаку. Суть конфликта можно заключить в противопоставлении двух парадигм:

1. «Женское» шаманство мико: Основанное на непосредственном, интуитивном, эмоциональном и телесном переживании божественного (транс, одержимость, спонтанное пророчество). Его сила — в прямой связи с ками, но его сложно контролировать и институционализировать.
2. «Мужское» знание онмёдзи: Основанное на письменной традиции, сложных астрологических расчетах, заимствованной китайской концепции Инь-Ян, формализованных ритуалах. Его сила — в рациональности, предсказуемости и пригодности для обслуживания нужд государства.

Онмёдзи искусно использовали этот контраст, позиционируя свои практики как «научные» (основанные на учёности) и «цивилизованные» в противовес «дикому», «неконтролируемому» и «суеверному» шаманизму мико. Можно утверждать, что это был дискурс легитимации власти через знание, доступ к которому, ввиду необходимости изучения китайской грамоты и сложных текстов, изначально был легче для мужчин элиты. Как следствие, не без помощи одного из самых известных онмёдзи эпохи Хэйан — Абэ-но Сэймея и его помощи аристократам Японии [4, c. 14–15], онмёдзи монополизировали ключевые функции при императорском дворе и в аристократической среде: предсказание судьбы, защита от злых духов, определение благоприятных сроков и мест.

Важно подчеркнуть: онмёдо не «вытеснило» шаманизм мико в народной среде. Оно маргинализировало его в пространстве официальной, государственно значимой религии. Мико были вытеснены из центров власти, их сакральный авторитет был поставлен под сомнение новой «рациональной» моделью. Это и есть суть сдвига гендерных ролей: функции, бывшие исключительной прерогативой женщин, особенно прорицание и экзорцизм, были присвоены мужчинами.

Онмёдо стало катализатором и частью более широкого процесса — усиления патриархата, усилению роли конфуцианства в системе социальных норм и формированию раннего государственного синто, где управление основными ритуалами постепенно переходило к мужчинам-каннуси и отчасти к буддистам [5, с. 2].

Периоды Камакура, Муромати и Эдо ознаменовали дальнейшую систематическую девальвацию статуса женщины, а следоватльно и мико, превращавшую их из сакральных фигур в объект контроля, так закон «Стостатейные установления Токугава» в 1616 году лишь ограничил женщин в целом, что свидетельствуется в положениях 50, 59, 60 [6, с. 25, 26], а также в «Кодекс из ста статей» 1742 года в положениях 46, 47, 52 [6, с. 41], при этом акцентируя в других статьях роль и власть мужчин.

Реформы Мэйдзи и создание Государственного синто (国家神道 — Кокка Синто) стали кульминацией процесса десакрализации мико, завершившим их превращение в подчиненных ритуальных исполнителей. Идеология Кокка Синто требовала «рациональной», подконтрольной государству религии, служащей целям национализма и модернизации. Шаманизм мико, с его интуитивностью, непредсказуемостью и сильной женской составляющей, стал антиподом этой идеологии [7, с 301]. Практики камлания, прямого общения с ками и духами, прорицания были объявлены «нецивилизованными суевериями», подлежащими искоренению как противоречащие «истинному» духу синто и прогрессу. Вновь возвратившийся в эпоху Мейдзи департамент по земным и небесным делам Дзингикан (神祇官) целенаправленно подавлял эти элементы, лишая мико их сакральной сущности [8, c. 124].

То, что осталось от фигуры мико, было инструментализировано. Их белое кимоно и красная хакама, ритуальные танцы (кагура) были сохранены и канонизированы, но лишь как символы «древней», «эстетически чистой» японской традиции, лишённые изначального мистического содержания. Они стали живыми экспонатами, олицетворяющими националистический миф о неизменной японской сущности, но были лишены голоса и духовной власти.

Недооценка роли мико — прямое следствие этой многовековой деградации и целенаправленного вытеснения женского начала из официальных нарративов. Их редуцированный, десакрализованный современный образ затмевает их истинное историческое значение как основоположниц японской религиозности. Признание масштаба этой деградации и исторической несправедливости — необходимое условие для преодоления андроцентричной перспективы в изучении синто и восстановления целостной картины его развития, где женский шаманизм занимает подобающее ему центральное место в истоках и сущности традиции. Без этого понимания история синто остаётся неполной и искажённой.

Литература:

1. Шепетунина, М. В. Questioning Image of Japan as a Miko Country: Representation of Shamanism in Ancient Japanese Myths / М. В. Шепетунина. — Текст: непосредственный // Regionin?s studijos. — 2010. — № 4. — С. С. 149–160.
2. Блэкер, К. The Catalpa Bow: A Study in Shamanistic Practices in Japan / К. Блэкер. — 3-е изд. —: Abingdon: Routledge, 1999. — 364 c. — Текст: непосредственный.
3. Хаяши, Макото Editors' Introduction: Onmyōdō in Japanese History / Макото Хаяши. — Текст: непосредственный // Japanese Journal of Religious Studies. — 2013. — № 1. — С. 1–18.
4. Аржанова, Д. С. Роль Оммёдо в эпоху Хэйан / Д. С. Аржанова. — Текст: непосредственный // Актуальные проблемы международных отношений и зарубежного регионоведения. — Нижний Новгород: НГЛУ, 2023. — С. 13–17.
5. Кларк, Д. «Религии мира. Краткий путеводитель» Под ред. Д. Халверзона / Д. Кларк, Н. Гайслер, Д. Халверзон. — 1. — Санкт-Петербург: Шандал, 2002. — 188 c. — Текст: непосредственный.
6. Филлипов, А. В. «Стостатейные установления Токугавы» и «Кодекс из ста статей» / А. В. Филлипов. — Санкт-Петербург: Издательство СПбГУ, 1997. — 186 c. — Текст: непосредственный.
7. Китагава, Д. М. Религия в истории Японии / Д. М. Китагава. — 1. — Санкт-Петербург: Наука, 2005. — 588 c. — Текст: непосредственный.
8. Молодин, С. А. Японские гадания и их истоки / С. А. Молодин, Е. И. Кривошеева. — Текст: непосредственный // Тенденции развития науки и образования. — 2022. — № 8. — С. 123–125.