Вопросы о сущности и предназначении искусства всегда лежали в религиозной сфере бытия. И хотя христианство уже давно дало ответы на эти вопросы, в современной науке они остаются открытыми. В Православии тема искусства не сводится к эстетике, она несоизмеримо шире единственно эстетической сферы, а категория красоты, непосредственно связанная с искусством, имеет по сути онтологический статус.
Под источником всякого блага в православной традиции разумеется Сам Бог. О Его невыразимой человеческими средствами красоте говорит Священное Писание: О, как велика благость Его и какая красота Его!(Зах 9:17). Согласно преподобному Максиму Исповеднику, Бог есть абсолютная Красота, так как Он «и не рассеивается на свойства и виды, порождающие красоту, и не является для одних прекрасным, а для других нет, но непоколебимо, безначально, абсолютно, естественно и одним и тем же образом вечно является самим Прекрасным» [1, с. 313].
Но Бог и Сам, будучи истинной Красотой, распространяет прекрасное на все бытие. Библия, повествуя о Боге как Творце, констатирует, что в этом мире Он все расположил мерою, числом и весом (Прем 11:21), «чтобы вселенная могла по справедливости называться «космосом» [κόσμος, то есть, буквально — украшением]» [2, с. 27]. Поскольку, исходя из библейских слов, нет совершенно ничего из сущего, что было бы лишено причастности красоте (Быт 1:31), то есть прекрасное распространяется безысключительно на все, что было призвано Богом к жизни, категория «красота» приобретает статус, равноценный категории «бытие».
Если связывать понятия «искусство» и «красота», то представляется возможным назвать искусствонаиболее совершенным результатом творчества, стремящимся к Идеалу Красоты, то есть к Богу. Человек с момента своего создания с помощью искусства был призван прославлять своего Творца.
Еще с ветхозаветных времен Бог открывает Своему народу, что искусство есть одна из форм служения Ему. Например, святой пророк Давид был не только талантливым правителем, но и искусным музыкантом и поэтом. Его псалмы составили большую часть одной из книг Священного Писания — Псалтири. Будучи еще юношей, он своей искусной игрой на гуслях успокаивал царя Саула в те моменты, когда того обуревал злой дух: иотраднее и лучше становилось Саулу, и дух злой отступал от него (1 Цар 16:23). То есть через музыкальное творчество Бог позволял людям и прославлять Его, и утешать окружающих искусной игрой или пением. Также, в Ветхом Завете Бог указывал пророку Моисею на Веселеила — искусного мастера. Он должен был художественно украсить скинию по образцу, показанному Моисею на горе Синайской (Исх 25:40). В этой великой и таинственной работе Веселеил использовал декоративно-прикладное искусство (резьба по дереву, камню и металлу, ювелирика) и скульптуру (статуи Серафимов). Подобным образом Бог показывал избранному народу, что и изобразительное искусство может быть угодно Ему.
В Новом Завете завершается откровение о подлинном смысле искусства. Апостол Иаков в своем соборном послании пишет, что всякое даяние доброе и всякий дар совершенный нисходит свыше, от Отца светов (Иак 1:17). По этой логике истинное искусство (как дар совершенный) — это то, что воспевает Бога и одновременно исходит от Него. И человек призван хранить и преумножать этот божественный дар, как в притче о талантах, рассказанной Христом своим ученикам (Мф 25:14–30).
По одному из энциклопедических определений, искусство — это «вид духовного творчества как части культуры народа, с помощью которого производится духовное освоение действительности и ее творческое преобразование по законам красоты» [3]. Очевидно, что наиболее простое восприятие — это взгляд на искусство как на инструмент, задающий некий распорядок материи. В подтверждение этому свое определение искусству дал известный грузинский режиссер Тенгиз Абуладзе: «Искусство — сотворение гармонии из хаоса, извлечение формы из бесформенности» [4]. Исходя из этого, истинный художник знает, что без соответствующей формы содержание его искусства превратилось бы в эмоциональный хаос.
Художник в момент творческого акта, когда из неоформленного материала он создает нечто совершенно новое, становится творцом — подобно Тому, чей образ и подобие заложены в него при сотворении (Быт 1:26). Человеческая способность творить, несомненно, — дар Господень, поэтому художник становится соратником Божиим в создании произведений; развивая способности, заложенные в него Создателем и, используя тварную материю, он сам выступает творцом уже второго порядка. Художник, в некотором смысле, продолжает работу Творца. Как творения Бога хранят Его след и образ, так произведения искусства в полной мере несут понятный для ума и ощутимый для чувств отпечаток человеческой природы художника, отпечаток не только его рук, но и его души. «При этом он неизбежно обнажает перед зрителем или читателем свои мысли, чувства, пристрастия. Знакомясь с творениями великих мастеров, мы узнаём, что они в мире любят, чего гнушаются, что ненавидят; узнаём, как они относятся к людям, что в них ценят и что осуждают. Словом, творя, художник обнажает себя, как бы выворачивает себя наизнанку» [5]. Такой великий дар — дар творчества — естественно, накладывает на художника большую ответственность; творением своих рук он может либо приводить ко Творцу, либо обращать ко лжи. И если художник безответственно относится к своей духовной жизни, одержим низменными грехами, то подобными будут и его произведения. И для того, чтобы плодом творчества стало истинное искусство, художник должен пройти сложный путь самосовершенствования и духовного очищения. То, что художник открывает людям, трудясь подобным образом, «есть, прежде всего, и больше всего некий глубокий, таинственный помысел о мире, о человеке, о Боге, о путях Божиих и о судьбах человека и мира» [6, с.145–146].
Интересное, по духу даже христианское предназначение отводит искусству дохристианский философ Аристотель: «Искусство очищает страсти…» [Цит. по 7, с. 476]. Исходя этой логики, искусство есть добродетель, ведь именно она побеждает в человеке грех. Аристотелю вторит И.Ильин, отождествляя искусство, в первую очередь, с любовью; тем самым, искусство определяется как высшая добродетель: «Искусство есть любовь, молитва и творчество; и без свободы оно невозможно» [8]. Следуя признакам любви, данным в Священном Писании (1 Кор, 13), можно вывести критерии, определяющие искусство: правдивое, истинное, благородное, милосердное, не завидующее, не ищущее славы, верующее. Свобода творчества отнюдь не означает отсутствие в нем разума и логики. Как человеку от момента его создания была дана свобода воли, чтобы он по своему желанию познал и полюбил Творца, так и в искусстве ему дана свобода для того, чтобы достигать высшей его цели — служения благу. Молитва и творчество, по мнению И.Ильина, неразделимы в искусстве. Создание истинного и совершенного, насколько это возможно в нашем мире, произведения не под силу духовно и душевно бедному человеку. Обогащение внутреннего мира художника как раз и возможно через общение с Богом в самом объективном смысле этого слова. Художник во время молитвы учится творить, ведь «молитва есть бесконечное творчество, высшее всякого иного искусства или науки. Молитва есть акт наивысшей мудрости, всепревосходящей красоты и достоинства» [9].
Любое произведение искусства должно быть пронизано логикой, структурировано в соответствии с природными законами, что подтверждают слова великого скульптора О.Родена: «В искусстве безобразно все фальшивое, все, что смеется без причины, кривляется, брыкается и выгибается, все, что красуется напоказ, все, что лжет» [Цит. по 7, с. 476–477]. Ж. Маритен утверждает, что требовать от искусства полного воспроизведения реальности нельзя, поскольку это может разрушить его. При этом «искусство призвано не подражать, а творить, созидать, сопрягать, притом в соответствии с законами погруженного в бытие вещественного объекта» [7, с. 479]. Таким образом, в искусстве обязательна логика, а также отсутствие лжи, подражания как такового.
В свою очередь, отсутствие лжи подразумевает наличие истины. Вопрос об истине — один из главных в философии искусства. Однако в определенный период в трудах многих мыслителей все чаще стало появляться выражение «искусство для искусства»; истина и красота для многих стали непересекающимися понятиями, находящимися в разных сферах бытия. Так, Кант полностью противопоставлял красоту истине и благу, говоря о том, что искусство не должно приносить человеку никакой пользы. Ему вторил Шиллер, говоривший об искусстве как об игре, пронизанной насквозь лишь иллюзиями, которыми привык тешить себя художник. С точки зрения подобной философии, искусство призвано лишь определенным образом влиять на внешнюю сенсорику, игнорируя потребности внутреннего мира человека. Однако «обман чувств не только не составляет условия красоты, но полагает ей границу, составляет препятствие к достижению красоты. Жизнь, действительность, ‒ вот истинная цель искусства, и только вследствие как бы преждевременности рождения его произведений, оно до сих пор не достигает этой цели» [10].
Возникает вопрос, какова природа таких течений в искусстве, которые не подразумевают проповедь истины как главной цели творчества? «Весь этот подход к искусству, — утверждает И. Ильин, — возник из пустой «талантливости», из современного духовного кризиса... Люди привыкают жить, творить и воспринимать без Главного, без Бога; и уже не понимают, чего им не хватает, не видят, что они плывут в потоке мировой пошлости; и не разумеют, что пошлость есть смерть и что от этой смерти не спасет никакая «талантливость». Талант, лишенный Божьего огня, есть лишь соблазн. Ибо без Божьего огня — какое же искусство?..» [6, с. 91]. Следовательно, главное в искусстве — внутренний Божественный свет. Художник-творец, обладающий, помимо таланта, этим созерцаемым внутренним светом, становится служителем Бога, священнослужителем Истины. Ибо «без творческого созерцания искусство останется как бы при двух измерениях: оно будет иметь осязаемое тело (камень, глину, человеческое тело на сцене, краски на полотне, звуки, слова) и выглядывающий из него чувственно-земной образ (природных и человеческих обстояний), не более. Но ни этому телу, ни этому образу нечего будет сказать. Ибо не будет того третьего, главного: …того Божественного луча, который просиял оку художника,... который царит в произведении искусства — и над его «телом», и над его «образом» [6, с. 367].
Таким образом, искусство не останавливается только на изображении окружающего мира. Образ Божий в человеке, в данном случае в художнике, помогает приоткрывать завесу тайны мироздания. Н. Бердяев говорит о том, что эта задача достижима только для искусства христианского: «Христианское искусство верит, что законченная, совершенная, вечная красота возможна лишь в мире ином. В этом же мире возможна лишь устремленность к красоте мира иного, лишь тоска по ней. Мир христианский не допускает никакого замыкания, завершения в этом мире. Христианское искусство… уводит в мир иной, к красоте потусторонней и запредельной» [11, с. 282]. Цель же искусства, противоположного христианскому, напротив, — укрепление в этом мире. Конечно, считать только христианское искусство истинным было бы неправомерно. Художник, преследующий благие цели, и, прежде всего, воспевающий прекрасное, объективно может быть назван творцом искусства, ведь настоящие шедевры творчества измеряются не субъективной их оценкой, но объективным совершенством.
Итак, искусство, с позиций православной культуры, есть совершенный дар Творца, с помощью которого человек призван прославлять Истину и Красоту, т. е. Бога, ибо все из Него, Им и к Нему (Рим 11:36). Такой дар призывает художника к ответственности не только в творчестве, но и в его собственной духовной жизни. Подводя итог, можно сформулировать саму цель искусства — приведение человека (как творца, так и зрителя или слушателя) к Богу. А эта цель, в свою очередь, выходит уже за рамки исключительно творческого процесса и является целью всей жизни христианина.
Литература:
- Дионисий Ареопагит. Сочинения. Максим Исповедник. Толкования / Пер. Г. М. Прохорова. — СПб.: Алетейя, 2002. — 862 c.
- Григорий Палама, святитель. Сто пятьдесят глав, посвященных вопросам естественнонаучным, богословским, нравственным и относящимся к духовному деланию, а также предназначенных к очищению от варлаамитской пагубы (главы 1–63) / Пер. с греч. и предисл. А. И. Сидорова // Богословские труды.–№ 38. — М.: Издательский Совет РПЦ, 2003. — С. 8–74
- Безрукова В. С. Основы духовной культуры (энциклопедический словарь педагога) // Национальная педагогическая энциклопедия. URL: http://didacts.ru/dictionary/1010/word/iskustvo (дата обращения 25.04. 2017)
- Исмаилова Н. Абуладзе [Электронный ресурс] // Искусство. — 2004. –№ 2. URL: http://art.1september.ru/article.php?ID=200400201 (дата обращения 25.04. 2017)
- Смирнов В. Л. Язык и секреты живописи, или о постижении скрытого смысла в картине. Глава I. Деятели искусства о назначении своего творчества // Слово: образовательный портал. URL: http://www.portal-slovo.ru/art/35851.php (дата обращения 25.04. 2017)
- Ильин И. А. Собрание сочинений: в 10 т. — М.: Русская книга, 1996. — Т. 6. Кн. I. — 560 с.
- Маритен Ж. Избранное: Величие и нищета метафизики.– М: Российская политическая энциклопедия, 2004. — 608 с.
- Ильин И. А. Основы художества. Идея творческого акта // Русская стратегия. URL: http://rys-strategia.ru/publ/arkhiv/ivan_ilin_osnovy_khudozhestva_ideja_tvorcheskogo_akta/3–1-0–1976 (дата обращения 25.04. 2017)
- Софроний (Сахаров), архим. О молитве // Русское воскресение. URL: http://www.voskres.ru/pravilo/arhsofr.htm (дата обращения 25.04. 2017)
- Федоров Н. Искусство, его смысл и значение // Библиотека (Интернет-издательство). URL: http://www.magister.msk.ru/library/philos/fedorov/fedor130.htm (дата обращения: 25.04. 2017)
- Бердяев Н. А. Смысл творчества. — М.: Хранитель, 2006. — 414 с.
